Дверь в преисподнюю

– А мне, вы думаете, легко такое предлагать? Я такой же упырь как все вы, вид крестов и запах ладана мне так же ненавистны. Но даже Григорий за двести лет не смог искоренить их дурацкую веру. Мне уж сколько раз доносили, что многие наши подданные тайно собираются и отправляют православные обряды, во время которых предают анафеме князя Григория. Ну а если мы разрешим богослужения, разумеется, в строго очерченных пределах… – Поняв, что его аргументы не очень-то убеждают господ упырей и вурдалаков, барон обратился за помощью к Каширскому: – Давайте послушаем, что об этом говорит наука.

Каширский встал, откашлялся и с важностью заговорил:

– Христианство как религиозная идея весьма способствует сохранению в обществе душевного здоровья и препятствует распространению антиправительственных взглядов. Если бы вы мне доверили процесс подготовки священнослужителей, то я дал бы им соответствующие установки, каковые они бы и доносили до своей паствы – установки на лояльность существующему порядку и восприятию его как некоей богоданности…

– Ну хорошо, – перебил Альберт, почувствовав, что Каширский может разглагольствовать до утра, – все это мы обговорим позже. А пока что, господин Каширский, вам через несколько дней предстоит отправиться в Мухоморье. И вам, дорогая Анна Сергеевна, тоже.

– Прекрасно, – плотоядно прошипела Глухарева. – Уж тогда я рассчитаюсь за все с этими негодяями Беовульфом и Гренделем.

– Именно для того мы вас туда и посылаем, – удовлетворенно кивнул Альберт. – И хотелось бы надеяться, что теперь вы доведете дело до конца, а не так, как это было с боярином Василием.

– Уж не беспокойтесь, доведу непременно, – презрительно выдавила из себя Анна Сергеевна.

– И еще один вопрос, весьма болезненный, – уже вполне уверенно и деловито продолжал Альберт, – но решать его все равно придется, раньше или позже. Поскольку князь Григорий скончался, не оставив наследника, то опять может подняться вопрос о законной власти.

– Выберем достойнейшего, – выкрикнул кто-то из упырей. – Али мы не вправе?!

– Вправе-то может и вправе, – с сомнением почесал плешь барон Альберт, – да не все так просто. Григорий стал главой Белой Пущи как супруг покойной княжны Ольги, дочери Ивана Шушка, да и то его поначалу соседи не больно-то жаловали. А мы кто? Просто упыри и вурдалаки. Зато моя тайная служба многократно доносила, что в народе до сих пор бытуют зловредные слухи, якобы княжна Марфа, ближайшая сродственница последних Шушков, была не убиенна, а заколдована, и с тех пор живет на болотах Новой Ютландии в облике лягушки, и что вот-вот расколдуется и прогонит Григория и его вурдалаков. То есть нас с вами.

– Брехня! Пустые слухи! – загомонило почтенное собрание.

– Совершенно согласен, – устало кивнул Альберт, – но на всякий роток не накинешь платок. И дабы положить конец сией крамоле, нужно будет отыскать кости Марфы и погрести их со всеми княжескими почестями.

– Да где ж мы их возьмем, кости-то? – удивился воевода.

– Было бы желание, а кости найдутся, – ухмыльнулся Альберт. – Ну ладно, друзья мои, все эти вопросы мы обговорим завтра, на свежую голову. А теперь – спать, спать…

Многие расходились недовольные и даже бурча что-то себе под нос, но, по крайней мере пока, открыто спорить с бароном не отваживались. А тому и этого было довольно. Тоже – пока. И когда княжеский кабинет почти опустел и в нем остались только Альберт и Селифан, то воевода, придвинувшись поближе к главе тайного приказа, тихо сказал:

– Я все понимаю, Альберт. Что-то делать нужно. Одного не пойму -почему ты самых толковых людей решил отправить в Мухоморье – и Длиннорукого, и Анну Сергеевну, и Каширского…

– И еще лиходея Соловья, – подхватил Альберт, – и еще тех наемников, что в походе на Царь-Город так осрамились, а теперь зазря наш хлеб едят. У меня на них особые виды. Если они провернут то, что мы с покойником задумали, то вся польза нам. А ежели нет – так мы и не при чем, ведь среди них ни одного Белопущенского подданного. – Это была правда, но не вся. И барон не собирался говорить туповатому воеводе, что отсылает самых хитрых и ушлых подручных покойного князя еще и для того чтобы они не плели козней против самого Альберта. – Ну ладно, воевода, пора на боковую. А завтра -снова в бой.

x x x

– Ну что же, фройляйн, – барон Херклафф глянул в окно, где уже начала рассеиваться ночная мгла, – я так думаю, что нашу приятную беседу пора заканчивать.

– Увы, – печально вздохнула Надя.

– К тому же, – Херклафф искоса глянул на свою собеседницу, – пленка на кассете давно закрутилась… то есть открутилась.

– Какая пленка? – деланно удивилась Чаликова. – Что за кассета?

– На вашем диктофоне, дорогая фройляйн Надя. – Херклафф сделал небрежный жест левой рукой. – Все, теперь информация стерта. Так что приступимте. – Людоед поправил салфетку и взял вилку.

– Погодите, Эдуард Фридрихович, у меня последний вопрос, – остановила его Чаликова. – Не для протокола, а единственно любопытства ради.

– Ну? – Херклафф с явным неудовольствием отложил вилку.