Дверь в лето

— Конечно, большую, сэр, маленьких не держим, — старик обернул вату бумажным кульком и протянул Джону.

Тот подал полдоллара. Продавец нагнулся, повел ладонью, и монета исчезла.

— Ваша вата стоит полдоллара? — робко спросил Джон.

— О нет, сэр, — старик достал монету из рукава и вернул. — Все за счет Дома. Я вижу, вы принадлежите к Дому. В конце концов, что такое деньги?

— Спасибо, но… боюсь… что я не имею отношения к Дому.

Продавец пожал плечами.

— Если вам угодно сохранять инкогнито, кто я такой, чтобы вам мешать? Но деньги здесь ничего не стоят.

— Наверное, если вы так говорите.

— Вы же сами видели.

Кто-то потерся об ноги. Это был пес, той же породы, точнее, тех же кровей, что и Трамп. Да, он был поразительно похож на Трампа.

— Хэлло, старина! — Джон погладил пса и сглотнул комок в горле. Пес и вел себя точно как Трамп. — Ты заблудился? Пойдем-ка вместе. Есть хочешь?

Пес лизнул ему ладонь.

— Где здесь продают сосиски? — спросил он продавца сахарной ваты.

— Напротив, сэр.

Джон поблагодарил старика, свистнул псу и пересек аллею.

— Полдюжины сосисок, пожалуйста.

— Момент! Вам только с горчицей, или со всем набором?

— Лучше сырые. Мне — для собаки.

— Ясно. Момент! — и он получил сверток с полдюжиной сосисок.

— Сколько я должен?

— Подарок Дома.

— Простите…?

— У каждой собаки должен быть день рождения. Скажем — сегодня юбилей вашего пса.

— О, спасибо!

Позади взметнулся шум. Джон оглянулся. Это появились первые машины Шествия Жрецов. Пес залаял.

— Тише, старина, — Джон развернул сосиски, но тут с другой стороны аллеи кто-то свистнул.

Пес рванулся и скользнул между машинами. Джон хотел его удержать, потом метнулся было за ним, но что-то удержало его на месте. Временами в просветах процессии он видел пса — тот прыгал вокруг какой-то женщины. Он не мог рассмотреть ее без очков, к тому же сильно слепили зажженные фары, но было совершенно ясно, что пес хорошо ее знает: он прыгал вокруг нее с таким бьющим через край энтузиазмом, на который способны одни собаки.

Джон поднял руку, окликнул женщину. Она тоже махнула в ответ, но музыка и гул толпы заглушали все вокруг. Процессия все шла. Джон решил переждать, а потом разыскать пса и хозяйку.

Да, это было самое великолепное Шествие Жрецов из всех. Тут он вспомнил, что уже давно не видел таких процессий. Но здесь, видно, решили воскресить старинный обычай Канзас-Сити.

Чудесный город! Пожалуй, лучший из всех. Кроме Сиэтла. И, конечно, Нью-Орлеана.

Прекрасен был и Даллас-Сити. И Мемфис. Джон с радостью сел бы в автобус маршрута “Мемфис — Сент-Джон” или “Натчез — Мобил”.

Мобил — что за город!

Процессию замыкала толпа детей. Джон перешел на другую сторону.

Женщины не было, не было и ее собаки. Он внимательно поглядел вокруг. Да, ни женщины, ни пса.

Он пошел дальше, вбирая в себя чудеса фестиваля, но мысли его кружились вокруг пса. Как он похож на Трампа… интересно бы познакомиться с его хозяйкой. Те, кто любят беспородных собак, тоже похожи друг на друга. Может быть, он угостит ее мороженым или уговорит прогуляться по центральной аллее. Он был уверен, что Марта не стала бы возражать: ведь у него и в мыслях не было ничего дурного. Кроме того, кто же примет всерьез маленького толстого человечка?

Он снова осмотрелся. Теперь его окружал зимний праздник Святого Павла, чудом перенесенный из Йоркшира в Америку. Лет пятьдесят кряду он праздновался в январе, но и среди лета ему нашлось место рядом с выставкой скота из Пендлтона, праздником изюма из Фресно и Колониальной Неделей из Аннаполиса. Ледовое ревю уже кончалось, но свой любимый номер он все-таки застал: Старые Сердцееды плавно и грациозно скользили под мелодию “Свет осенней луны”.

Все перед ним затуманилось и вовсе не из-за того, что он был без очков.

Он оказался перед огромным щитом “ПРИБЕЖИЩЕ ОДИНОКИХ” — может, женщина с собакой там? Он немного устал и, когда перед ним появилась карусель, с удовольствием сел в мягко качающуюся гондолу, из тех, что предпочитают взрослые. Там уже сидел молодой человек, читал книгу.

— Простите, — сказал Джон. — Я вам помешал?

— Ничуть, — ответил тот, откладывая книгу. — Может быть, вы и есть тот, за кем я слежу.

— Следите?

— Да. Я, видите ли, детектив. Я люблю покой и вот теперь я нашел его.

— Правда?

— Конечно. На карусели каждый едет в свою сторону. Кроме того, это сберегает силы. Где-нибудь в Голливуде, на Таймс-сквер или Ченэл-стрит мне пришлось бы побегать, но здесь я могу сидеть и читать.

— А как вы умудряетесь и читать, и следить за кем-то?

— О, книгу я знаю наизусть, — он показал обложку, это была “Охота на Змеря”,[60] — так что глаза у меня свободны.

Джон решил подыграть молодому человеку.

— Огогон поблизости?

— Нет, иначе бы мы тихо исчезли навек. Надо будет это обдумать. Вы тоже сыщик?

— Нет, я… изучаю слонов.

— Чудесное ремесло. Только здесь слонов нет. Есть жирафы… — голос его перекрыл музыку парового органа, он встал и осмотрелся, — верблюды, две зебры, много лошадей, но слонов нет. Не пропустите Большой Парад, уж там-то слоны будут.

— О, ради этого никаких денег не жалко!