Две недели на соблазнение

— Джулиана, неужели это ты… в одной ночной рубашке? — проговорил он наконец.

Тут Саймон открыл глаза, и взгляды их встретились. Она тут же напомнила себе о том, как сильно любит его, как желает его.

«Сейчас или никогда», — подумала Джулиана. Собравшись с духом, она взялась за пояс халата и быстро развязала его. После чего голосом сирены проговорила:

— На мне нет Ночной рубашки, Саймон.

В следующее мгновение шелковый халат упал к ее ногам.

Ошеломленный Саймон молча смотрел на стоявшую перед ним нагую девушку. И думал он вовсе не о том, что должен устоять перед соблазном, что должен накинуть на нее халат, который она сбросила, и побыстрее выпроводить ее из своей спальни, хотя, безусловно, ему следовало поступить именно так.

Не думал он и о том, что ему следует забыть, что подобное вообще происходило. Потому что, говоря по чести, он знал: это было бы совершенно бесполезно. И он никогда, ни за что на свете не забудет этих мгновений.

Мгновений, когда осознал, что Джулиана будет принадлежать ему. Смелая, дерзкая, нагая. Предлагавшая ему себя.

И она любила его.

Не было у него ни сил, ни желания отказаться от нее. И не было на свете такого мужчины, который смог бы перед ней устоять.

Поэтому он, Саймон, даже и пытаться не станет.

«Все изменится…»

Эти слова промелькнули в его сознании, хотя он и не знал, то ли они предостережение, то ли обещание. Впрочем, ему уже было все равно.

А она стояла перед ним, гордая и неподвижная, стояла, вопросительно глядя на него, и ее обнаженное тело поблескивало в мерцающем золотистом свете камина. Джулиана распустила волосы, и черные локоны ниспадали по ее плечам и соблазнительным полушариям груди. Руки же ее были опущены, и казалось, что она с трудом сдерживалась, чтобы не прикрыть темный треугольник, скрывающий ее самые соблазнительные тайны.

«Она — само совершенство, — подумал Саймон. — И она же — жертвоприношение на алтарь моего рассудка».

А Джулиана вдруг сделала глубокий вдох, затем судорожно выдохнула. И он только сейчас заметил, что она чуть вздрагивает.

«Она нервничает», — подумал Саймон, выронив стакан. А в следующее мгновение он уже заключил ее в объятия.

Она тотчас обвила его шею руками, и их губы слились в поцелуе.

Когда же поцелуй прервался, Саймон отстранился и, глядя ей в глаза, проговорил:

— Если ты останешься… ты отдашься мне. Ноты сама должна принять решение.

Она тут же кивнула:

— Да, Саймон, я твоя.

Он понимал, что у него всего несколько секунд до того, как страсть овладеет им. И тогда уже обратного пути не будет.

— Джулиана, уходи сейчас, если у тебя есть какие-то сомнения.

Она покачала головой:

— У меня нет сомнений, Саймон. Покажи мне все, что знаешь.

Он вновь заключил ее в объятия и целовал снова и снова, все крепче прижимая к себе.

Наконец оторвался от нее и прохрипел:

— Ты моя, моя…

Она заглянула ему в глаза и прошептала:

— Конечно, твоя.

Он вознаградил ее за эти слова еще одним поцелуем. О Боже, он обожал целовать ее. Обожал ее чувственность. Обожал ее всю целиком — теперь-то он понял это. И понял, что ужасно сглупил, когда отверг ее на городской площади с джентльменской сдержанностью, приличествующей его положению. Но теперь он был обычный мужчина из плоти и крови, умирающий от чувственной жажды. А она была его источником с чистой родниковой водой.

Подхватив девушку на руки, Саймон понес ее к кровати. Он понимал, что после этого все для него изменится, но ему было наплевать. Уложив ее на крахмальные простыни, он снова принялся ее целовать, шепча между поцелуями то по-английски, то по-итальянски:

— Моя сирена… carina… такая нежная… такая прекрасная… che bella… che belissima.

А Джулиана извивалась под ним, пытаясь забраться руками под его рубашку. Когда же ей наконец это удалось, она принялась поглаживать его по спине и по плечам. В конце концов Саймон не выдержал и, приподнявшись, застонал. Опустив глаза, он окинул взглядом припухшие от поцелуев губы Джулианы, пылающие щеки и огромные голубые глаза, в которых плескалось желание. И тут она вдруг лукаво улыбнулась и, подергав его за рубашку, сказала:

— Сними это. Я хочу быть ближе к тебе. Как можно ближе.

Саймон тотчас сорвал с себя рубашку и отбросил в сторону. Затем вновь поцеловал Джулиану, после чего прошептал ей на ухо:

— Ты пришла ко мне, но почему, сирена?

— Я… — Она застонала, когда он стал легонько теребить ее соски.

— Так почему же? — повторил он вопрос.

— Я хотела эту ночь… — выдохнула Джулиана.

— Но почему? — Он скользнул губами по ее шее, лизнув ямочку у горла.

— Я… — Джулиана застонала, когда он прижался поцелуем к ее груди. — О, Саймон!.. — взмолилась она. — Саймон, пожалуйста…

— Так почему ты пришла ко мне?

— Ты же знаешь… Потому что я люблю тебя.

Он ощутил трепет восторга от этих слов, таких простых и таких искренних. И снова принялся ласкать Джулиану, наслаждаясь ее вздохами и стонами. В какой-то момент она тихонько вскрикнула, а потом, задыхаясь, повторила:

— Я люблю тебя, Саймон, люблю.

И тут он наконец не выдержал. Никогда еще он ничего так не хотел, как эту женщину. Хотел сейчас, немедленно.