Две недели на соблазнение

Они теперь находились в дальнем конце лужайки, где заканчивался ряд палаток, и герцог повел девушку дальше, в тень густых деревьев на углу площади.

— Я думал, мы договорились, что сегодняшний вечер для простоты, — напомнил он уже в темноте, свет пылающего костра был слишком далеко от них.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как она покачала головой.

— Но это не так, верно ведь? Ты по-прежнему герцог, а я… Я такая же, как была.

— Нет, Джулиана. — Он взял ее за подбородок и заглянул ей в лицо. — Сегодня мы не такие…

— Такие же самые. Даже сегодня. И даже волшебство не могло бы изменить нас, Саймон. Это невозможно. Но я хочу, чтобы ты знал… Хочу, чтобы ты знал, что я все понимаю. И что если бы я могла вернуться в тот вечер, когда бросила свой вызов, то забрала бы его обратно.

Но он не желал, чтобы она отказывалась от своего вызова!

— Лучше бы я тогда выбрала другую карету.

И тут вдруг ревность вспыхнула в его душе при мысли о подобной вероятности. Нет-нет, она принадлежит ему, Саймону.

Подобные мысли не на шутку встревожили его, и он отступил на шаг. Джулиана же, снова вздохнув, спросила:

— Сегодня ровно две недели, ты знаешь?

Он уже давно не думал об их уговоре. С тех пор, как выехал в Йоркшир.

Ненадолго задумавшись, Саймон кивнул:

— Да, две недели.

И Джулиана сдержала свое обещание, показала ему, что такое страсть.

— Но я не поставила тебя на колени, Саймон.

Она сделала хуже — вырвала сердце из его груди.

— Где-то мой план пошел совсем не так… — продолжала она так тихо, что он едва расслышал ее голос. — И вместо того, чтобы доказать тебе, что страсть — это все, я обнаружила, что страсть — ничто без любви.

О чем она говорит? Неужели она… Он потянулся к ней, коснувшись ее руки, но она тут же отступила еще дальше в темноту, так что теперь Саймон уже не видел ее лицо.

— Джулиана… — тихо позвал он, едва различая в темноте ее силуэт.

Она какое-то время молчала, а потом вдруг сказала:

— Разве ты не видишь, Саймон? — В ее голосе послышалась дрожь. — Я люблю тебя.

Услышав, как она произнесла эти слова своим красивым мелодичным голосом с прелестным акцентом, он тотчас осознал, что именно такие слова и хотел от нее услышать. Она любит его! Эта мысль наполнила его наслаждением и болью, и он вдруг подумал, что умрет, если сейчас же не заключит ее в объятия.

Сейчас ему хотелось только одного — обнять ее.

Он не знал, что будет дальше, но знал, что это лишь начало.

Она любит его!

С ее именем на устах он шагнул к Джулиане, уверенный, что в эту минуту — в этот вечер — она принадлежит ему.

Саймон заключил ее в объятия, но она тотчас уперлась руками ему в грудь.

— Нет, отпусти меня.

Он услышал в ее голосе сожаление. И тут же почувствовал, что ничего не может с собой поделать.

— Упрямая женщина… — Он еще крепче прижал ее к груди.

— Нет, Саймон. Я не…

Герцог поцеловал ее, и она тут же сдалась и ответила на его поцелуй. Наконец отстранившись от нее, чтобы окончательно не потерять голову, он прошептал:

— Скажи еще раз то, что сказала недавно.

Она недовольно выдохнула:

— Я люблю тебя, Саймон.

— А теперь еще раз, сирена.

Джулиана колебалась, и ему показалось, она сейчас отстранится, но этого не случилось. Напротив, она обвила руками его шею и, запустив пальцы ему в волосы, грудным голосом проговорила:

— Ti amo.

Когда она произнесла эти слова на своем родном языке, он понял, что услышал чистейшую правду. И эта правда опьянила его. Сейчас он отдал бы все на свете, лишь бы Джулиана никогда не переставала любить его.

— Поцелуй меня еще, — прошептала она.

И тотчас же его губы прижались к ее губам.

Он целовал ее снова и снова, крепко прижимая к себе, и она с готовностью отвечала на его поцелуи. Они целовались так долго, словно впереди у них была целая вечность, и она не уступала ему ни в чем — была такой же страстной и нежной, как Саймон.

«Она само совершенство. И мы идеально подходим друг другу».

— Джулиана, — сказал он между поцелуями, с трудом узнавая собственный голос. — Боже, как ты прекрасна.

Она засмеялась, и этот смех проник ему в самое сердце.

— Темно ведь. Ты не можешь видеть меня.

Он провел ладонями по ее плечам, затем по бедрам. После чего прошептал:

— Зато могу чувствовать.

И губы их снова слились в поцелуе.

Наконец поцелуй прервался, и Саймон, тихо застонав, провел ладонью по ее полной высокой груди. Из горла девушки вырвался стон, и этот стон показался ему зовом сирены, умолявшей раздеть ее донага и овладеть ее восхитительным телом.

Ему захотелось уложить ее на траву прямо здесь, в этом укромном уголке, и любить до тех пор, пока они оба не забудут, как их зовут.

Но нет! Ведь они в людном месте, на деревенской площади. Поэтому он должен остановиться. Они оба должны остановиться, пока он не погубил ее.

Еще раз поцеловав девушку, Саймон чуть отстранился.

— Нет, подожди, — прошептала она, прерывисто дыша.

Он заставил себя отступить на шаг, хотя все его тело протестовало против этого.

— Мы должны остановиться, Джулиана.

— Почему? — спросила она с мольбой в голосе, и вопрос едва не стал его погибелью.