Две крепости

— Хум, хм... Хум, хм, как же дальше? Рум, тум, рум, тум, румти тум, тум. Это был длинный список. Но вас там не было.

— Нас никогда не оказывается в старых списках и старых сказках, — сказал Мерри. — Но мы существуем уже очень давно. Мы хоббиты.

— Почему бы не дописать новую строчку? — спросил Пиппин.

Хоббиты малы ростом, они живут в норах.

Поставьте нас за четырьмя племенами, сразу после людей, Рослого народа, и все будет правильно!

— Хм! Неплохо, неплохо, — сказал Древобородый. — Годится. Стало быть, вы живете в норах? Прекрасно подходит. Но кто назвал вас хоббитами? Слово не похоже на эльфийское. А ведь все старые слова придумали эльфы: они все начали.

— Никто не называет нас хоббитами, кроме нас самих, — ответил Пиппин.

— Хум, хм! Ну, ну! Не спешите! Вы сами зовете себя хоббитами? Но зачем же рассказывать об этом первому встречному? Если зазеваетесь, сболтнете свои настоящие имена.

— Мы не делаем из них тайны, — сказал Мерри. — Кстати, я Брендибак, Мериадок Брендибак, хотя большинство зовет меня просто Мерри.

— А я Тук, Перегрин Тук, но обычно меня зовут Пиппин или даже Пип.

— Хм, а вы, я вижу, торопыги, — заметил Древобородый. — Вы оказали мне честь доверием, но не всегда будьте такими. Понимаете, есть энты и энты; вернее, есть энты и существа, похожие на энтов, но не энты. Если угодно, я буду вас звать Мерри и Пиппин – славные имена. Но я не собираюсь сообщать вам свое настоящее имя, по крайней мере пока. — В глазах великана мелькнуло странное насмешливое выражение. — Это займет слишком много времени: мое имя непрестанно растет, а лет мне много, очень много, поэтому мое имя похоже на рассказ. Подлинные имена раскрывают историю того, чему даны, – во всяком случае, в моем языке, в староэнтском, как вы бы сказали. Это прекрасный язык, но нужно очень много времени, чтобы сказать на нем что-нибудь, поэтому мы помалкиваем. А говорим только, если дело стоит того, чтобы потратить время – и немалое! – на рассказ и на то, чтобы его выслушать.

А теперь скажите-ка, – тут глаза Древобородого стали очень яркими и «устремились в настоящее»; они, казалось, уменьшились и стали острее, – что происходит? Что вы здесь делаете? Я могу слышать и видеть (и чуять и чувствовать) очень многое из... из... из... а-лалла-лалла-румба-каманда-линд-ор-бурумё. Прошу прощения, это – часть нашего названия того, о чем я хотел сказать. Не знаю, как это назвать на других языках... ну, знаете, то, где мы стоим... где я стою, и любуюсь прекрасным утром, и думаю о солнце, и о траве под деревьями, и о лошадях, и об облаках, и о расцвете мира. Что происходит? Что поделывает Гэндальф? И эти – бурарум, — энт издал глухой рокочущий звук, похожий на звук большого органа, — как их... орки и юный Саруман в Исенгарде? Я люблю новости. Но не спешите.

— Происходит многое, — сказал Мерри, — так что даже если бы мы старались спешить, все равно пришлось бы рассказывать очень долго. Но вы сами не велите торопиться. Нужно ли так сразу все выкладывать? Не будет ли неучтиво с нашей стороны сперва поинтересоваться, что вы хотите делать с нами и на чьей вы стороне? И знакомы ли вы с Гэндальфом?

— Да, знаком. Это единственный колдун, которому действительно есть дело до деревьев, — сказал Древобородый. — А вы его знаете?

— Да, — печально ответил Пиппин, — знали. Он был нашим большим другом и предводителем.

— Тогда я могу ответить на другие ваши вопросы, — сказал Древобородый. — Без вашего согласия я ничего не собираюсь с вами делать – в смысле «причинять». Но нам придется кое-что сделать вместе. Я ничего не знаю о сторонах. Я иду своим путем, но, может быть, ненадолго наши дороги совпадут. Однако вы так говорите о мастере Гэндальфе, будто его история завершилась.

— Да, — печально сказал Пиппин, — история продолжается, но Гэндальф в ней больше не участвует.

— Ху, ну, ну! — прогудел Древобородый. — Хум, хм, хм, ну... — он помолчал, глядя на хоббитов. — Хум, хм, ну, я не знаю, что сказать. Говорите вы!

— Если хотите услышать больше, пожалуйста, — сказал Мерри, — но это потребует времени. Не опустите ли вы нас на землю? Может, посидим вместе на солнышке, пока оно не спряталось? Вы, наверное, уже устали держать нас.

— Хм, устал? Нет, не устал. Я нелегко устаю и никогда не сижу. Я не очень-то, хм, гибкий. Но глядите-ка – солнце и впрямь уходит. Давайте уйдем с этого... как, вы сказали, оно называется?

— Холм? — предположил Пиппин.

— Выступ? Уступ? — предположил Мерри.

Древобородый задумчиво повторил: — Холм. Да, верно. Но это слишком торопливое слово для того, что стоит здесь с тех самых пор, как возникла эта часть света. Ну, неважно. Пойдемте-ка отсюда.

— Куда? — спросил Мерри.

— В мой дом или в один из моих домов, — ответил Древобородый.

— А это далеко?

— Не знаю. По-вашему, может быть, далеко. Но какое это имеет значение?

— Видите ли, мы лишились всех своих пожитков, — сказал Мерри. — И еды у нас почти нет.