Часть всадников оказалась лучниками, искусно стрелявшими на скаку. Стремительно подъезжая на расстояние выстрела, они пускали стрелы в отстающих орков и нескольких уложили. Орки яростно отстреливались, не смея прервать бег, но всадники быстро разворачивали коней и исчезали за пределами досягаемости черных стрел. Так повторялось много раз, и вот в исенгардцев вновь полетели стрелы. Один из орков упал прямо перед Пиппином и больше не поднялся.
Спустилась ночь, а всадники все не начинали битвы. Много орков погибло, но оставалось еще не менее двух сотен. В сумерках они подошли к пригорку. Опушка леса была совсем рядом, не далее, чем в полумиле, но орки не могли попасть туда. Всадники взяли их в кольцо. Небольшой отряд не послушался команды Углука и побежал к лесу: вернулось лишь трое.
— Ну, вот мы и пришли, — насмехался Гришнах, — ай да командир, ай да молодец! Надеюсь, великий Углук поведет нас и дальше.
— Спустить недомерков на землю! — приказал Углук, не обращая внимания на Гришнаха. — Ты, Лугдуш, возьмешь еще двоих и будешь их охранять. Если грязные белокожие прорвутся – убить недомерков. Но только если прорвутся. Понятно? Пока я жив, они мне нужны. Но они не должны кричать, и их не должны освободить. Свяжите им ноги.
Последняя часть приказа была безжалостно выполнена. Тут Пиппин обнаружил, что впервые оказался рядом с Мерри. Стоял сильный шум, крик и лязг оружия, и хоббиты умудрились немного пошептаться.
— Плохо дело, — заметил Мерри. — Я почти готов. Я вряд ли смог бы уползти, даже если бы был свободен.
— Лембас! — прошептал Пиппин. — Лембас. У меня есть немного. А у тебя? Мне кажется, они отобрали у нас только мечи.
— Да, у меня в кармане есть сверток, — ответил Мерри, — но лембас, должно быть, совсем раскрошился. А я не могу дотянуться ртом до кармана.
— И не нужно. Я... — Но тут свирепый пинок убедил Пиппина в том, что их стражи начеку.
Ночь была холодной и тихой. Вокруг пригорка, на котором собрались орки, горели маленькие сторожевые костры – их красно-золотой блеск в темноте образовал кольцо. Костры находились на расстоянии полета стрелы, пущенной из большого лука, но всадники не показывались на фоне огня, и орки потратили впустую немало стрел, пока Углук не остановил их. Всадники не издавали ни звука. Потом, когда луна вышла из тумана, изредка их стало можно видеть – неясными тенями появлялись они на миг в белом свете, непрестанно объезжая пригорок.
— Солнца ждут, проклятые! — проворчал один из охранников. — Почему бы не объединиться и не прорваться? Хотел бы я знать, о чем думает старикашка Углук.
— Сейчас узнаешь! — прорычал Углук, выступая из темноты. — Намекаешь, что я вообще не думаю? Разрази тебя гром! Ты хуже этого сброда, хуже червей и обезьян из Лугбурца. С ними нечего и пытаться идти на прорыв. Они только расскулятся и разбегутся, а этих лошадников столько, что от нас останется мокрое место.
Эти личинки способны лишь на одно: видеть в темноте как кошки. Но и белокожие видят ночью лучше прочих людей, так я слышал. И не забудь про лошадей. Говорят, те могут разглядеть даже ночной ветер. Впрочем, одной вещи эти всадники не знают: в лесу Маухур со своими парнями, и они могут появиться с минуты на минуту.
Слова Углука, по-видимому, успокоили исенгардцев, но другие орки были испуганы и недовольны. Они выставили часовых, но большинство лежало на земле, отдыхая в приятной темноте. И впрямь, опять стало очень темно: луна зашла на западе за толстое облако, и Пиппин ничего не мог разглядеть даже в нескольких футах от себя. Костры не освещали пригорка. Всадники, однако, не собирались ограничиться простым ожиданием рассвета, им не хотелось давать врагу передышку. Крики, внезапно донесшиеся с восточного склона холма, дали понять, что там что-то случилось: по-видимому, несколько человек, подъехали поближе, соскочили с лошадей, подкрались к лагерю и, убив нескольких орков, тут же исчезли. Углук помчался туда, чтобы прекратить панику.
Пиппин и Мерри сели. Их охранники – исенгардцы – ушли с Углуком. Но если у хоббитов и возникли мысли о бегстве, то тут же пропали. Длинные волосатые руки схватили пленников за шиворот и сгребли в охапку. В полутьме хоббиты смутно различили большую голову и отвратительную физиономию Гришнаха. Их щек коснулось его гнилое дыхание. Он начал ощупывать хоббитов. Пиппин содрогнулся, когда холодные чужие пальцы скользнули по его спине.
— Ну, мелюзга! — прошептал Гришнах. — Наслаждаетесь отдыхом? Или нет? Пожалуй, место немного неудачное: с одной стороны мечи и хлысты, с другой – гадкие копья! Малышам нечего соваться в большие дела! — Пальцы продолжали шарить. Глаза горели бледным, но жарким огнем.
Внезапно, словно подслушав мысли врага, Пиппин догадался: Гришнах знает о Кольце. Он ищет его, пока Углук занят. Вероятно, хочет взять себе. Холодный страх стиснул сердце Пиппина, но в то же время хоббит лихорадочно соображал, как можно использовать это желание Гришнаха.
— Вряд ли вы отыщете его таким способом, — прошептал он. — Его не легко найти.