Ясно было, что здесь уже противостояли друг другу не наследник престола и простой дворянин, а двое мужчин, два раздраженных и ревнивых соперника, два страдающих сердца.
— Госпожа Диана отдала мне руку и сердце! Это всем известно, и вам в том числе! — заявил граф, нарочно опуская титул.
— Обещания — это ветер! Их можно забыть! — воскликнул дофин. — У моей любви права не столь стары, как у вашей, но не менее основательны. Я намерен отстаивать их.
— Безрассудный! Он говорит о правах! — закричал граф, ослепленный ревностью и яростью. — Так вы осмеливаетесь утверждать, что эта женщина ваша?
— Я утверждаю, что она, во всяком случае, не ваша! — возразил Генрих. — Я утверждаю, что нахожусь в этом доме с разрешения хозяйки дома, чего, кажется, вы не можете сказать о себе, а потому и жду, когда вы уйдете, сударь.
— Если вам так не терпится — что ж, выйдем вместе…
— Вызов? — крикнул тогда, став между ними, Монморанси. — Вы осмелились, сударь, бросить вызов дофину Франции?
— Здесь нет дофина Франции, — отчеканил граф. — Здесь есть человек, притязающий на любовь женщины, которую я люблю, вот и все!
Он, очевидно, шагнул в сторону Генриха, потому что Перро вдруг услышал, как Диана закричала:
— Он хочет оскорбить принца! Он хочет убить принца! На помощь!
И она, по-видимому, в замешательстве выскочила из комнаты, хотя г-н де Монморанси и просил ее успокоиться, говоря, что у них две шпаги против одной и надежный эскорт на нижней лестничной площадке. Перро заметил, как она, вся в слезах, помчалась по коридору к себе, призывая на помощь своих служанок и людей дофина.
Но ее бегство отнюдь не охладило пыла противников, и граф тут же подхватил вырвавшееся у Монморанси слово «эскорт».
— Очевидно, — едко усмехнулся он, — его высочество считает возможным платить за оскорбление шпагами своих людей?
— Нет, сударь, — гордо ответил Генрих, — мне довольно будет одной моей шпаги, дабы покарать кого угодно за дерзость.
Они уже схватились за эфесы шпаг, когда в спор опять вмешался Монморанси.
— Простите, ваше высочество, — сказал он, — но тот, кто, быть может, завтра взойдет на престол, не вправе рисковать своей жизнью сегодня. Вы, ваше высочество, не только человек, вы — народ: дофин Франции может сражаться только за Францию.
— Но, в таком случае, — воскликнул граф, — дофин Франции, обладающий всем, не имеет права отнимать у меня ту, которой одной я посвятил всю свою жизнь, ту, кто для меня дороже всего и всех, ибо ради нее я позабыл все на свете… да, да… ради этой женщины, которая, возможно, обманула меня. Но нет, она не обманула меня, этого не может быть, я слишком ее люблю! Ваше высочество! Простите мне мою несдержанность, мое безумие и соблаговолите мне сказать, что вы не любите Диану. Не приходят же, в самом деле, к любимой женщине в сопровождении господина Монморанси и эскорта из восьми или десяти солдат!..
На это г-н де Монморанси ответил:
— Несмотря на возражения его высочества, я пожелал сегодня вечером сопровождать его с эскортом, так как меня тайно известили о готовящемся на него нападении. Я должен был, однако, расстаться с ним на пороге этого дома. Но ваши крики, долетавшие до нас, побудили меня пойти дальше и окончательно увериться в правдивости сообщения неизвестных друзей, столь своевременно меня предостерегших.
— О, я знаю, кто эти неизвестные друзья! — сказал граф, горько рассмеявшись. — Это, по-видимому, те же люди, которые и меня предупредили, что сегодня вечером здесь будет дофин. И они вполне преуспели в своем замысле, они и та, кто его им внушила. Ибо госпожа д’Этамп, видимо, хотела только одного: скандала, который бы осрамил госпожу де Пуатье. А его высочество, не колеблясь, нанес ей любовный визит с целой армией, достойно посодействовав этой затее. Значит, вы уже до того докатились, Генрих Валуа, что совсем перестали щадить имя госпожи де Брезе?.. Вы открыто объявляете ее своей дамой сердца? Вы у меня украли ее и с нею вместе мое счастье и мою жизнь! Но разрази меня гром, тогда и мне некого щадить! Если ты — наследник французского престола, Генрих Валуа, то это не ставит тебя вне рядов дворянства, и ты мне ответишь за свой бесчестный поступок… или ты подлый трус!
— Негодяй! — закричал дофин, выхватив шпагу и бросаясь на графа.
Но г-н де Монморанси опять стал между ними:
— Ваше высочество! Повторяю вам: в моем присутствии наследник трона не скрестит шпаги из-за бабьей юбки…
— С человеком более знатным, чем ты, придворный холуй! — перебил его в исступлении граф. — А впрочем, каждый дворянин равен королю. Монтгомери стоят Валуа. Они столько раз роднились с французскими и английскими принцами крови, что могут иметь право биться с ними. Монтгомери во втором и третьем колене носили уже королевский герб. Итак, ваше высочество, у нас гербы столь же схожи, как и шпаги. Ну же, будьте рыцарем! Но нет! Вы всего лишь робкий мальчик, вы охотно спрячетесь за спину своего наставника.
— Пустите меня, Монморанси! — кричал дофин, вырываясь из рук коннетабля.