– Ей нужна томография, – ответил он, – но сначала надо остановить кровотечение. – Как в замедленной съемке сестра старательно вытерла лицо Лондон антисептической салфеткой, и я увидел, что у нее над бровью рана длиной полдюйма. – Мы можем наложить швы, но я бы порекомендовал обратиться к пластическому хирургу, чтобы сделать шрам как можно менее заметным. Если вы не знаете, к кому обратиться, я посмотрю, кто из врачей сейчас свободен.
Я назвал фамилию хирурга, и врач кивнул.
– Отличный специалист, – подтвердил он, повернувшись к одной из сестер. – Выясните, сможет ли он заняться пациенткой. Если нет, узнайте, кто сейчас дежурит.
Еще две медсестры привезли каталку, Лондон пошевелилась и заплакала. Я сразу подбежал, зашептал утешения, но ее взгляд по-прежнему был мутным. Все случилось так быстро…
Пока врач спокойным тоном расспрашивал ее, я думал только о том, что это я уговорил ее съехать с горки.
Что же я за отец?
Каким надо быть идиотом, чтобы подвергнуть ребенка такому риску?
Когда врач обернулся ко мне, мне показалось, что и он задается теми же вопросами. Я увидел, как рану на голове моей дочери накрывают марлевым тампоном и перевязывают.
– Мы заберем ее, – сообщил врач. Не дожидаясь моего ответа, Лондон увезли из смотровой.
Я заполнил бумаги для страховой компании и позвонил Мардж с больничного телефона. Она согласилась заехать ко мне домой и захватить мой сотовый, а потом встретиться со мной в больнице, вдобавок пообещала связаться с Лиз и родителями.
Я сидел в приемной и впервые за долгие годы молился, чтобы моя девочка поправилась, и ненавидел себя за то, что натворил.
Мой отец подоспел первым – он работал в нескольких кварталах от больницы. Выслушав меня, он без каких-либо утешений молча сел рядом. Точнее, рухнул на соседний стул. Он закрыл глаза, а когда наконец открыл их, то постарался не встречаться со мной взглядом.
Только тогда я понял, что он перепуган не меньше моего.
Следующей приехала Лиз, затем моя мама и, наконец, бледная как простыня Мардж. Мама плакала. Лиз сложила руки в замок, словно молилась. Мардж, закашлявшись, схватилась за свой ингалятор.
Отец нарушил молчание:
– С ней все будет в порядке.
Ему просто хотелось верить в благополучный исход.
Мой клиент, пластический хирург, прибыл вскоре после моих родных.
– Спасибо, что приехали, – заговорил я. – Вы не представляете, как много это значит для меня.
– Не стоит благодарить. У меня тоже есть дети, я вас понимаю. Сейчас посмотрим, что можно сделать.
И он исчез за двустворчатыми дверями.
Мы ждали.
Ждали в мучительной неизвестности.
Наконец врачи вышли к нам.
Я попытался разгадать выражения их лиц, но не смог, а они предложили нам проследовать за ними. Впустив нас в один из кабинетов, они вошли следом и закрыли дверь.
– Я практически уверен, что с девочкой все будет в порядке, – без предисловий объявил врач из «скорой». – На томограмме нет никаких признаков субдуральных гематом или других повреждений мозга. Лондон сейчас полностью в сознании и способна отвечать на вопросы. Она понимает, где находится и что с ней случилось. Это хорошие признаки.
Я выдохнул.
– Но поскольку она некоторое время пробыла без сознания, до утра мы оставим ее в больнице и понаблюдаем за ней. Чтобы перестраховаться. В отдельных случаях отеки развиваются со временем, но думаю, этого можно не опасаться. Мы хотим убедиться, что все в порядке. И конечно, в ближайшие несколько дней ей следует вести себя как можно осторожнее. В школу она сможет пойти уже в среду, но от какой бы то ни было физической активности следует воздержаться как минимум на неделю.
– А что с раной у нее на голове?
Ответил мой клиент:
– Рана чистая. Я наложил внутренний и наружный швы. Небольшой шрам будет заметен несколько лет, но со временем исчезнет.
Я кивнул.
– А рука?
– Запястье, – поправил врач из «скорой». – Судя по снимкам, перелома нет, но отек настолько сильный, что у нас возникли сомнения. Запястье состоит из нескольких мелких костей, поэтому пока мы не можем определить, повреждена ли какая-нибудь из них. Пока мы считаем, что это сильный вывих. Вам придется привезти ее на рентген еще раз через неделю или две. А до тех пор она будет носить лонгет.
Без сознания. Шрам. Вывих запястья или еще хуже. Я был опустошен.
– Можно с ней увидеться?
– Конечно, – кивнул врач. – Сейчас ей накладывают лонгет на запястье, потом перевезут в палату. Придется немного подождать. В общем и целом ей повезло. Хорошо, что она была в шлеме. Все могло кончиться гораздо плачевнее.
Слава богу, Вивиан настояла, чтобы Лондон надевала шлем, подумал я.
Я совсем забыл позвонить ей.
– Как себя чувствуешь, детка? – спросил я.
Лондон выглядела лучше, чем когда я внес ее в приемную «скорой», но совсем не походила на девочку, которая сегодня днем уверенно села на велосипед. Ее голова была перевязана, ручка казалась крошечной в лонгете. Бледная и хрупкая, она словно тонула в подушках.