Два товарища

Мы остались вдвоем. Ольга Тимофеевна раскурила погасшую папиросу. Она сидела прямо напротив меня, положив ногу на ногу.

– Так вот что, товарищ Важенин, – заговорила она не спеша, подбирая слова, – я прочла ваше сочинение. Оно написано не по теме.

– Правильно, – подтвердил я охотно.

– Вообще, – сказала она, – у нас не принято, чтобы абитуриенты писали что хотели, но ваше сочинение очень понравилось, и я поставила вам пятерку.

– Пятерку? – Я посмотрел на нее: шутит, не шутит.

– Там, конечно, были незначительные ошибки, я их сама исправила. Но, вообще, все сочинение написано так свежо, так выразительно, хороший диалог, точные детали… Я поражена. Из моих абитуриентов еще никто так не писал. Вы занимаетесь где-нибудь в литкружке?

– Нет, – сказал я и сострил: – Может, все дело в генах?

– В каких генах?

– Ну, в обыкновенных. Наследственность. У меня ведь отец писатель. Не слышали – Важенин?

– Нет, – заинтересовалась она. – А где он печатается?

– Да он печатается мало. Он в цирке пишет репризы.

– А, – сказала она.

– Ага, – подтвердил я.

Она положила окурок в чернильницу и слезла со стола.

– Я очень рада, что познакомилась с вами. У нас в институте есть литературное объединение «Родник». Я им руковожу. У нас там очень способные ребята. Правда, прозаиков мало. В основном поэты. – Она помолчала, подумала и сообщила: – Я, между прочим, тоже пишу стихи.

– Да? – удивился я.

– Хотите послушать?

– С удовольствием.

– Я вам прочту последнее свое стихотворение.

Она отошла к стене, напряглась, вытянула шею и вдруг закричала нараспев:

Гроза. И гром гремит кругом,
Грохочет град, громя гречиху.
Над полем, трепеща крылом,
Кричит и кружится грачиха.

И я, подобная грачу,
Под громом гроз крылом играю.
Куда лечу? Зачем кричу?
Сама не знаю.

При этом на шее у нее вздулись жилы и лицо покраснело от напряжения. Она перевела дух и остановила на мне взгляд, выжидая, что я скажу. Я молчал.

– Ну как? – не выдержала она. – Вам понравилось?

– Очень понравилось, – сказал я поспешно.

– Мне тоже нравится, – искренне призналась она. – Я вообще не очень высокого мнения о своих способностях, да и времени не всегда хватает, но эти стихи, по-моему, мне удались. Вы обратили внимание на аллитерации? Часто повторяющийся звук «гр» подчеркивает тревожность обстановки. «Грохочет град, громя гречиху…» Вы чувствуете?

– Да, это есть, – согласился я.

– А образ грачихи, которая кружит над полем и тяжело машет намокшими крыльями?

– Ну, это вообще, – восхитился я.

– Я послала эти стихи в журнал «Юность», не знаю, напечатают или нет.

– Должны напечатать, – сказал я убежденно. – Если такие стихи не будут печатать…

Она обрадовалась.

– Вы думаете? Мне тоже кажется, что должны, но без знакомства очень трудно пробиться. Печатают только своих.

– Наверно, блат, – согласился я.

– Ну, ладно. – Она поднялась и протянула мне плоскую, в кольцах руку. – Я думаю, что мы еще будем с вами встречаться и поговорим. Всего доброго.

– До свидания, – сказал я.

Иногда мне кажется, что я вообще невезучий человек. В самом деле, ведь вот когда я хотел поступить в институт – я в него не поступил. А когда не хотел и сделал все, чтобы не поступить, – мне ставят пятерку да еще находят литературные данные. А мне эти данные ни к чему. Мне бы попасть в училище.

Пo устной литературе Ольга Тимофеевна поставила мне пятерку без всяких разговоров. Я только начал ей отвечать и хотел наплести какую-нибудь чушь, но она меня перебила и сказала:

– Я верю, что вы все знаете.

И поставила оценку. Если бы так все шло дальше, я, пожалуй, вытянул на повышенную стипендию, но я вовремя придумал умнейший ход. Иностранный я завалил в пух и в прах, и то только потому, что вместо английского, который учил в школе, пошел сдавать немецкий.

Тут уж я насладился вволю. Я отомстил сполна всем, кто пихал меня в этот институт, и всем, кто хотел вырастить из меня местного гения. Такого чудовищного ответа древние стены этого института, наверно, еще слышали. Экзаменаторша была так потрясена, что, когда ставила двойку, сломала перо. Я с удовольствием предложил ей свою ручку. Ее ручка писала толсто, а моя тонко. Поэтому двойка получилась как бы составленная из двух половинок: жирная голова на тонкой подставке.

Дома вздохов хватило на две недели, но я был доволен. Теперь оставалось только ждать повестку, и ждать пришлось недолго. Повестки мы с Толиком получили одновременно. Нам предлагалось явиться на медкомиссию остриженными под машинку, имея при себе паспорт и приписное свидетельство.