Два товарища

Я сперва хотел писать по Некрасову и уже вывел на бумаге название темы и стал составлять план, но потом мне стало скучно. Я подумал: зачем я буду писать по Некрасову или еще что-нибудь, если я все равно хочу получить двойку? Может, лучше и не стараться, просидеть все три часа просто так, а потом сдать чистую бумагу – да и все? И я стал смотреть в окно, что там происходит. Но там, собственно, ничего особенного не пpоисходило.

– Молодой человек, вы почему не работаете?

Я поднял голову. Надо мной стояла высокая преподавательница и смотрела на чистую бумагу, которая лежала передо мной.

– Как не работаю? – не понял я.

– Я вас спрашиваю: почему вы ничего не пишете!

– Я думаю, – сказал я.

– Пора бы уже что-нибудь и придумать, – сказала она, посмотрев на свои большие часы. – Прошло полчаса, а вы еще не написали ни строчки.

– Ладно, – сказал я, – я успею.

– Смотрите, дело ваше. – Она пожала плечами и пошла между столами, проверяя, кто чем занимается.

Я подумал, что времени впереди еще много и, наверное, надо чем-то заниматься, а так просто сидеть смотреть в окошко неудобно, да и смотреть, собственно, не на что.

И тут меня вдруг осенила замечательная идея, я даже не знаю, как это мне пришло в голову – я решил написать, как я летал на самолете, как Славка давал мне подержать ручку, как он разрешил потянуть ее до отказа на себя, а левую ногу вперед, а потом опять ручку на себя и правую ногу вперед, и как самолет кувыркался в воздухе, и как кувыркались и летели навстречу деревья, и как мне было при этом страшно. И писать интересно будет, и двойку наверняка поставят, потому что сочинение не по теме.

Я вот только не знал, с чего начать – то ли с того момента, когда я ночью в сквере встретил Толика, то ли еще раньше, когда мы с Толиком увидели парашютистов во дворе школы, но потом мне показалось, что всего этого будет слишком много, и я начал прямо с аэродрома, как встретил Славку. Я все написал подробно: и как он сидел в курилке, и какой на нем был комбинезон, и какой за поясом висел шлемофон, и как мы ходили упрашивать Ивана Андреича, и как Иван Андреич спорил с белоглазым, и как мы потом со Славкой летели, и как он кричал по радио: «Альфа», я – тридцать первый, вошел в зону, разрешите работать!»

Всe это я описал подробно, как что было, кто где стоял, кто что говорил. И я так здорово себе это все стал представлять, что даже и не заметил, как стал говорить вслух, подражая руководителю полетов:

– Тридцать первый, я – «Альфа», работать разрешаю, разрешаю работать, я – «Альфа», как поняли меня? Прием.

– Молодой человек, – услышал я голос высокой преподавательницы, – вы что разговариваете?

Я жутко смутился. Еще чего не хватало – вслух начал разговаривать.

– Да я про себя.

Страшно неловко. Ничего себе, подумает – паренек с приветом.

Преподавательница как-то странно на меня посмотрела, но ничего не сказала, только пожала плечами.

Это меня немного сбило с толку, и я не сразу смог войти в прежний ритм, но потом опять все вспомнил и пошел писать дальше. Я описывал все очень подробно, потому что жалко было что-нибудь пропустить. И про то хотелось написать, и про это, и я не добрался еще до самого полета, как у меня кончилась вся бумага.

– Можно еще бумаги? – спросил я.

– А что, у вас разве уже кончилась? – удивилась преподавательница. Она только что обошла все столы и вернулась на свое место.

– Кончилась, – сказал я виновато.

– Ну, вот возьмите еще.

Я подошел к столу, она пододвинула ко мне лист бумаги.

– Мало, – сказал я.

Она дала мне еще лист.

– Еще, – сказал я.

Она переглянулась со своей соседкой и уставилась на меня.

– Да вы что? – сказала она. – Вы целый роман хотите писать?

– А разве нельзя?

Время, отпущенное на экзамен, уже истекало, а я только дошел до самого главного. «Ручку влево и левую ногу вперед – левая бочка, ручку вправо и правую ногу вперед – правая бочка. Ручку на себя до отказа и левую ногу вперед – левый штопор. Ручку на себя до отказа и правую ногу вперед…»

– Товарищ, вы что гудите?

Я очнулся. Скрестив на груди руки, надо мной стояла высокая преподавательница, а я, поставив ноги на воображаемые педали, тянул на себя воображаемую pучку управления самолетом и изо всех сил изображал губами рев мотора на полном газу.

Сзади кто-то хихикнул. Моя соседка по столу бросила на меня уничтожающий взгляд и отодвинулась, как бы подчеркивая, что не имеет со мной ничего общего.

– Ничего, – сказал я, – я просто так.

Преподавательница отошла.

Вскоре у меня опять кончилась бумага. Преподавательница дала мне сразу листов десять и сказала, что теперь-то уж мне должно хватить наверняка.

– Посмотрим, – сказал я уклончиво.

Время шло незаметно. Я не написал еще и половины, преподавательница посмотрела на часы и сказала:

– Заканчивайте, товарищи, осталось пятнадцать минут.