Два Пакистана

Первое, что мы увидели, был рынок, расположенный на берегу реки довольно далеко от деревни. На лесной просеке были размещены лавки торговцев и большая чайхана. Случайно мы попали сюда в базарный день, и поэтому было действительно многолюдно. Нам даже удалось послушать народного сказителя. Он сел на землю, скрестил ноги, рядом сели два помощника, которые были немного моложе его, и начал монотонным голосом рассказывать о богатом купце и его красавице-дочери, проклятой отшельником. Каждую минуту он замолкал, прикладывая ладонь правой руки ко лбу, и речитативом декламировал рефрен, который повторяли сопровождающие его певцы.

К сожалению, мы торопились и поэтому не могли его дослушать. Паром перевез нас на другой берег реки, и мы сразу же потонули в зелени джунглей. Вдоль лесной дороги на разном расстоянии друг от друга расположились дома деревеньки. Стало ясно, почему деревня называется Джангалбари, что означает «Дома в джунглях».

Остатки резиденции Исы-хана находились довольно далеко от нынешней деревни. В наши дни от нее остались лишь руины. Разрушившиеся от времени стены строений с куполами и башнями обросли лианами. В маленькой хижине живет служитель, который, говорят, является потомком правителя. Наше посещение его очень удивило. Ведь сюда никто не ездит, никого эти развалины не интересуют. Он охотно все показал и даже рассказал несколько легенд, связанных с жизнью Исы-хана. Я с волнением рассматривал то, что осталось от бывшего дворца и гигантского водоема. Внутри дамбы водоема якобы вел из дворца тайный ход, по которому правитель хотел уйти от преследователей, но из-за предательства он не смог им воспользоваться. От старых укреплений, на которых когда-то находились могучие орудия, размещенные теперь в даккском музее, не осталось ничего: глиняные валы разрушились, и дожди сравняли их с землей.

В Кишоргандже мы пробыли несколько дней, а затем переехали в довольно большую деревню Атхаробари. Ее старое название, означающее «18 домов», уже давно не соответствует действительности. Мы прошлись по пыльной деревенской дороге вокруг зеленых изгородей, за которыми виднелись соломенные крыши приземистых лачуг. Меня беспокоило, где мы будем жить, ведь мы ни с кем заранее не договаривались. Однако Джасимуддин широким жестом показал на ближайшие хижины и сказал: «Выбирай, какая тебе больше нравится». Я не совсем уверенно показал на один из глиняных домиков. Джасимуддин сказал носильщику, чтобы он бросил здесь наши матрацы и подушки в непромокаемых наволочках, сам вошел в дом и сказал хозяину, что мы будем его гостями. Я попытался представить себе подобную ситуацию где-нибудь у нас, в Европе, и мне было интересно, какова будет реакция хозяина. Это была очень наглядная лекция на тему о гостеприимстве. Старик в буквальном смысле слова просиял от радости и гордости, а его единственной заботой было лишь то, что нам под его бедной крышей может не понравиться. Он быстро отыскал две деревянные лавки, на которых мы растянули матрацы, и нам долго пришлось убеждать его, чтобы он не обижался за то, что мы будем питаться сами, не разделяя с ним его скудного обеда.

В том, как гостеприимны жители бенгальских деревень, я убеждался неоднократно. Однажды утром я забрел в отдаленную деревеньку, в которой было около 20 хижин. По дороге я остановил подростка, который привел меня в здешний «клуб» — помещение без всякой мебели, но с крышей, которое имеется в самой захолустной маймансингхской деревне. Вечерами здесь собираются мужчины, чтобы побеседовать или поиграть в карты и кости. Спустя немного времени на утрамбованном глиняном полу сидело все мужское население деревни во главе с бородатым старостой. Как и всегда в таких случаях, я должен был рассказать им о нашей стране и в ответ услышал о том, как живут они. Во время беседы я вытащил из кармана пачку сигарет и предложил старосте закурить. Но на его лице отразилось неудовольствие. Ведь не буду же я, гость, угощать их сигаретами! Он не разрешил мне закурить и дал одному из ребятишек, которые с любопытством толпились у дверей, мелкую монету, чтобы тот купил одну-единственную сигарету в ближайшей лавке, находившейся примерно в трех километрах от деревни. И лишь когда паренек, запыхавшись, прибежал, староста передал мне сигарету, и я смог закурить.

Окрестности Атхаробари мне понравились. Красоту этих мест подчеркивали золотые поля созревающего риса, но наиболее привлекательными были одинокие домики, окруженные полями. Каждый из них был обнесен густым высоким забором из бамбука и фруктовых деревьев, чаще всего бананов или пальм. Из-за забора почти не было видно глиняных стен домиков и двора, где находились женщины. А в том случае, когда женщины выходили, на них были накинуты такие длинные паранджи, чтобы чужой мужчина не увидел даже кончиков их пальцев. Я невольно при этом вспоминал «Заколдованный дом» Исхака, в котором процитировано изречение, известное наизусть каждой мусульманке в бенгальских деревнях: