Два Пакистана

От Кветты расходятся хорошо асфальтированные шоссейные дороги, построенные англичанами из стратегических соображений. Их окаймляют аллеи ветвистых деревьев. Там, где деревья кончаются, за окошками начинают мелькать через равные интервалы глиняные сосуды, предназначенные защищать молодые саженцы от коз и зайцев.

Уплатив налоговый сбор, мы без остановки ехали вдоль железнодорожного полотна до Бостана. Дорога, ровная, как струна, шла по дну мелкой долины, и стрелка спидометра все время находилась около цифры 60 миль, что примерно равно нашим 90 километрам. Я уже почти поверил, что мы действительно через семь часов достигнем цели, тем более что на моторе значилось «Шевроле-1959».

Но не тут-то было. Примерно через 60 километров синее шоссе словно обрубили. Его сменила очень пыльная, разбитая полевая дорога. Шофер сказал мне, что до самого Форт-Сандемана она будет не лучше. Но ему это, видимо, не очень мешало, потому что он гнал автобус в облаках пыли, почти не снизив скорость. Наши темные костюмы вскоре стали серыми.

Мы быстро преодолели подъем, ведущий к перевалу, который отделяет кветтскую долину от долины реки Зхоб, и спустились к Хиндубагу. Этот городок был так назван из-за садов, которые здесь разбили индусы. После раздела Британской Индии владельцы этих садов переселились в Индию и край опустел. Но сейчас здесь снова слышно однообразное постукивание бензиновых насосов, которые подают воду к фруктовым деревьям. И так как урожай только что собрали, на главной улице толпились продавцы с возками, полными великолепных яблок. Новому расцвету Хиндубага способствовали и рудники, где добывается хромовая руда, идущая в основном на экспорт. С дороги рудников почти не видно. Они расположены за военным аэродромом с ровной травянистой площадкой и большой белой надписью «Хиндубаг» на скале.

Получасовая остановка. Тот, кто хочет пообедать, должен поторопиться, потому что мы больше не встретим ни одного большого населенного пункта на своем пути.

Мы вошли в чайхану «Заминдар», которая на европейский манер оборудована мраморными столиками и креслами. Здешние жители — пуштуны, они пьют несладкий зеленый чай, в который любители бросают щепотку соли.

— Выберите себе что-нибудь на обед, — предложил мне Анвар Куреши.

Но из чего выбирать, ведь никто и не думает нести меню. Я с удивлением смотрю, как мой попутчик внимательно осматривает потолок. Сверху свисают бараньи окорока, грудинка, ребра, как будто мы находимся в лавке мясника. Оказывается, стоит лишь показать пальцем на понравившийся кусок мяса, как спустя несколько минут вам на тарелку положат до хруста поджаренное ребрышко. Толстые овальные лепешки из пшеничной муки были очень вкусны, а в качестве гарнира служил мелко нарезанный сладкий лук. Перед обедом надо обязательно помыть руки под краном медного котла, стоящего на треноге у двери, так как здесь едят руками, не пользуясь приборами. После обеда мы выпили чай, к которому официант подал миндаль, фисташки и еще какие-то вкусные орехи.

Вскоре после того, как мы покинули Хиндубаг, перед нами открылась долина шириной в три километра, окаймленная хребтами гор. Слева от нас расположено Канарское нагорье, а с правой стороны видны отроги Сулеймановых гор, состоящих из пород различной твердости. Мягкие наносные почвы выветрились, а твердые граниты образуют острые гребни хребтов.

Мы довольно долго едем вдоль русла реки Зхоб, но нигде не видно ни капли воды. Вода наполняет русло реки главным образом в период летних муссонов и несколько недель спустя после них. Вся долина покрывается свежей зеленью, как будто флора хочет наверстать то, что было упущено в жаркий период. Но в ноябре о существовании реки свидетельствуют лишь короткие отрезки дороги, покрытые бетоном в местах пересечения с притоками реки. Мостов здесь не строят, да в этом и нет необходимости. Большую часть года здесь вообще не бывает воды, а в период дождей повозки переправляются на другой берег по твердому, как бетон, дну.

Осенью вдоль дороги тянется степь, по которой ветер гонит пыль и песок. Кое-где видны стада коз и овец, реже коров. Зимой скот со склонов гор спускается ближе к селениям. До сих пор для меня остается загадкой, чем он питается, хотя местные жители утверждали, что скудных остатков сожженной солнцем травы вполне достаточно.

Автобус часто останавливался в местах, где, куда ни кинь взгляд, не видно ни одного строения. И несмотря на это, каждый раз из автобуса выходили несколько человек. Лишь внимательно присмотревшись, я замечал, что к подножию холма прижимались лачуги, которые с большой натяжкой можно назвать глиняными домами. Это деревня. О более крупных населенных пунктах нас иногда уведомляет щит, на котором арабскими и латинскими буквами написано название села. Вечером ориентироваться легче, чем днем, ибо в темноте в окнах домов поблескивают масляные светильники.