Два начала

Натан вышел из своих мыслей, внимательно взглянул на мать и начал свой рассказ с самого начала, с начала, которое сам он таковым считал: с момента появления в его жизни света, движущим им до сих пор. Натан начал с Румынии, рассказывая обо всем, словно было это вчера: о знакомстве и о прогулках, о веселых играх и забавных разговорах, о ее бабушке и дедушке, о том насколько в это короткое время он почувствовал жизнь, чувствовал ее искру через себя и насколько он понимал это на детском восприятии и как понимает это сейчас. Натан изливал душу матери, стараясь подбирать слов, дабы не ранить ее сердце он рассказывал ей как сложно было ему расстаться с первым другом и какую сильную тоску по девочке он испытывал. Он рассказывал маме о письмах и о дневниках, о всех людях, которые помогали ему даже советом справиться с тяжестью, которую он испытывал в те года. Иногда переводя дух, Натан менял позу, изредка смотря в окно. Рассказал и про то короткое время, когда привязанность к Каролине его раздражала, но никогда он не пытался от нее избавиться, никогда не пытался забыть или вычеркнуть из жизни, Натан нежно лелеял то чувство, с которым взрослел и понимал, что назад пути никак быть не может, на его долю выпало сверх чудо встретить Каролину еще в детстве, взрослея он стал понимать это отчетливее, что давало ему сил ждать. Но он рассказал маме и о других девушках, вечеринках Августа, что пытался показать другу другой мир, Натан хоть и побывавший не раз с другом в этих мирах всегда желал лишь одного – снова встретить ту девочку на берегу моря и снова взглянуть в ее глаза и если ему почудилось, то убедиться в этом лично сердцем. Мама смотрела на сына и осознавала с каждым его словом об упущенном времени ее материнства, она не помнила толком как она рос и уж тем более не знала, от того что не желала этого знать в то время, о его чувствах. Все это он рассказывал маме, даже больше чем хотел, он рассказывал ей так, чтобы она почувствовала все чувства испытанные им самим. Вспоминая тот или иной период жизни он снова погружался в эти события, вспоминая все настолько скрупулезно, что был удивлен своей памяти. Дойдя до момента посещения Румынии во взрослом возрасте, он остановился и взглянул на маму. Алесандра сидела в той же позе, но взгляд ее был направлен в окно, где уже давно стемнело, а глаза не скрывали слез. Она перевела взгляд на сына, его искренность будоражила ее вновь и вновь, она испытывала скорбь за все эти годы, в которых она не присутствовала в его жизни, а он все равно вырос таким, она снова заплакала и закрыв лицо руками стало громко всхлипывать.

– Мама,– Натан притянулся ближе к ней.

– Тебе удалось найти эту девочку?,– в глазах Алесандры появилась надежда, распахнутые от слез, блестящие, они смотрели, надеясь услышать положительный ответ, только его и ожидая. И тут перед Натаном встала дилемма расстраивать маму или приврать для ее блага. Но что значит приврать, значит заведомо обмануть человека и себя. Заведомо покрыть правду пеленой вранья, заведомо изменить судьбу ложью преднамеренной, во благо чего? Во благо маминой улыбки? Да, во благо маминой улыбки можно соврать, но эта улыбка не подарит всю искренность ему. Лучше рассказать как есть, рассказать как следовал и как продолжает следовать, рассказать как верит и знает, что так и будет, заставить и маму поверить, ибо верой мы спасаем свое будущее, а ложью лишь рушим его, строя все больше и больше иллюзий, так и забываем где действительность. Натан поднял на маму глаза, на него все так же смотрел надеждой измученный взгляд.

– Нет, мама, я не нашел ее, мы разминулись с ней неделями, она убегает от меня, но знаю скоро остановится. Я буквально иду по ее следам. Иногда чувствую, что вижу мир ее глазами. Недавно меня озарило, что она делает это целенаправленно и скорее от себя самой, от Каролины. И вот уже пару дней я тихо, но уверенно чувствую как возвращается она и как слышит она, пока еще тихо, но скоро заговорит, заговорит со мной вместе. Ей нужно дать время, не знаю что именно происходило, но жду ее я верно, жду ее такой какой она была и какой она сама есть по природе своей. Многие скажут, что я мечтательный глупец, романтик, что жизнь не понимаю…

–…А кто понимает, Натан?,– перебила его мама,– Не слушай никого, кроме себя, будь верен своим истинным чувствам, живи так как видишь ты, а если ты заблудился, то всегда возвращайся к истокам, своим личным истокам и только ты знаешь где они,– мама притянулась ближе к нему и взяла его за руку, рука ее холодная, но нежная, показалась Натану прикосновением ангелов. Он внимательно смотрел на нее, в ее нежно-карие глаза и видел всю печаль ее любви, любви женщины с мужчиной, он так понимал ее в это мгновение.

– Ты любишь папу?,– неожиданно для себя спросил он. Мама не удивилась этому вопросу.