Два Генриха

– Не слишком задирай носа, ты все же будешь иметь дело с престолом апостола Петра.

– Не с ним, а с теми негодяями, что сидят на нем! – резко ответил Генрих.

– Все же постарайся быть мягче, ведь тебе лично, если разобраться, они не сделали ничего плохого.

– Народ Рима обратился с просьбой к королю Германии, он стонет от проходимцев и их бесчинств, от грабежей и убийств, оттого, что на его глазах оскверняют святыню, ибо Латеран превратился в лупанарий[39]. Что, по-твоему, должен я ему ответить? Что ничего не имею против продажи тиары мошенникам и лгунам? И предпочитаю пребывать в бездействии, видя, как вместо одного верховного епископа на троне сидят сразу четверо?

– Все же будь осторожен, не давай воли гневу. За каждым из самозванцев стоит известная сила…

– … которой я должен бояться?

– Всего лишь опасаться.

– Это недостойно сына Конрада Второго! Кто лебезит перед негодяем, остается в дураках; умный тот, кто действует грубой силой. Послушай-ка басню, которую рассказал мой шут. Некий бедняк всю жизнь молился деревянной статуе идола, прося сделать его богатым, но ничего не добился, а стал еще беднее. Обозлившись, он взял и разбил статую, а из нее посыпалось золото. Тогда бедняк воскликнул: «Ну и глупец же я! Вместо того, чтобы молиться, давно надо было треснуть тебя головой об угол».

– Постараюсь заслонить собою все углы, если тебе вздумается принять одного из пап за статуэтку идола.

Епископ Суитгер, пожевав губами и тяжко вздохнув, высказал некоторые опасения в связи с предстоящим походом:

– Путешествие будет долгим, в пути нас застанет зима. Люди начнут мерзнуть, да тут еще переход через Альпы… Не следует ли отложить поход до весны?

– Не волнуйся, епископ, немцу не привыкать к холодам, – поднял на него тяжелый взгляд граф Бруно. – А если тебя станет пробирать мороз, полезай в телегу и укутайся в шубу.

– Дойдем до истоков Рейна, будет легче, – поддержал дядю племянник. – Это у самых границ Италии, подножье Альп. Там морозы уже не свирепствуют. А перейдем горы – от нас и вовсе повалит пар. Шуба станет не нужна, ее заменит туника.

Суитгер в ответ развел руками и снова тяжело вздохнул.

Наконец, когда задули ветры и закружил в воздухе опавший осенний лист, король дал сигнал к отъезду. Рано утром триста всадников выстроились у западных ворот города и, благословляемые епископом Гослара и архиепископом Кёльна, тронулись в путь. Впереди – король верхом на белом идумейском жеребце, по левую и правую сторону его – герольды на венгерских лошадях со знаменами немецких городов. Следом рыцари, – герцоги и графы, – среди них Ноэль и Агнес; все с оруженосцами. За ними восседают на мулах отцы церкви: епископ Бамберга Суитгер, епископ Регенсбурга Гебхард и кёльнский архиепископ. Затем конная гвардия в кожаных доспехах, блестящих шлемах и коротких плащах. Позади них – обоз с палатками, шатром, провиантом, одеждой, походной кухней и женщинами легкого поведения – неизбежным атрибутом войска, в котором немало рыцарей из состоятельных семей. Замыкают отряд бароны и их вассалы, – нижняя ступень феодальной лестницы, – вслед за которыми растянулась легкая конница лучников.

Дворец почти опустел. Наместником короля был объявлен советник Анно, которого Генрих сделал канцлером вместо Суитгера. Бруно отправился обратно в свою епархию, а Вия поехала в обозе. Что ей было делать в Госларе? На обратном пути они втроем решили остаться в замке Готенштайн.

Войско по пути следования пополнялось рыцарями и даже монахами, которым, казалось, и делать здесь было нечего. Но их послали аббаты, желавшие знать подробности в связи с выборами нового папы и коронацией Генриха III как императора Священной Римской империи.

Миновали Фрицлар, Франкфурт, Страсбург и 2 ноября остановились в Констанце, откуда до Альп рукой подать. Это был день поминовения святых и усопших; в городском соборе святые отцы при огромном стечении народа отслужили мессу и прочли необходимые поминальные молитвы.

Агнес не пошла в храм, ограничившись разглядыванием фризов[40] со сквозными и глухими люнетами[41]; последние были украшены росписью и скульптурами, изображающими святых.

Подошел Суитгер, поглядел на нее и спросил:

– Отчего ты не идешь в храм молиться, дочь моя?

– Там душно, меня мутит, – отрезала дочь аббатисы.

Епископ назидательно молвил:

– Стояние на молитве поставляет молящегося перед лицом Бога.

Агнес открыла было рот, собираясь послать его преосвященство ко всем чертям, но брат толкнул ее в бок. Вздохнув, она поплелась за епископом к порталу. Ноэль следом. Шепнул на ухо:

– Не хватало тебе настроить против себя будущего папу.

– А почему он кривит душой? – взорвалась сестра, не стесняясь в выборе тона. – Терпеть не могу лицемеров.

Ноэль не стал отвечать: отовсюду на них устремились любопытные взгляды. Кротко улыбаясь, он взял Агнес за руку повыше локтя и сжал пальцы. Она только ухмыльнулась, позволив, впрочем, вести себя вперед.