Два Генриха

– Надо думать, епископ, тебе и самому известно об этом не хуже любого, – язвительно прибавила Агнес. – Безгрешен лишь Христос, твой собеседник прав. Что касается папских грехов, то сам дьявол приходит в ужас, нанизывая их один на другой. Души многих пап оказались в преисподней на радость сатане. Ты же, епископ, уверена, не за этим едешь в Рим. Твое благочестие и усердие в делах веры по скончании дней твоих не смогут не способствовать тому, что Бог приберет к себе твою душу. А поэтому твои решения, конечно же, никто оспаривать не станет, ибо они будут стоять на страже веры Христовой.

– Sit ut est![47] – приложился губами к распятию Суитгер. – Да и может ли быть иначе, дочь моя? Король сделал свой выбор, и никто не посмеет упрекнуть его в том, что этот выбор оказался неверен.

– Что ты хотела ему сказать? – спросил Ноэль, когда епископ, устав трястись на муле, перебрался в повозку.

Подумав немного, Агнес негромко ответила брату, подъехав к нему как можно ближе:

– То, что людям, чьи рты на замке уже не одно столетие, хорошо известно. Христианство черным плащом невежества накрыло Европу, оно уничтожило философскую мысль античных авторов и явилось разрушителем языческой культуры. Исчезли все науки в пучине мракобесия, порожденного христианством. Исчезла литература, поэзия, их вытеснили дурацкие сказки о Боге, придуманные шарлатанами, не желающими работать. Куда ни кинь взгляд – повсюду распятия, церкви, иконы святых и больше ничего! Не поверишь, Ноэль, как ненавижу я Церковь – это чудовище, порожденное паразитами, чтобы одурачивать людей, держа их в страхе и питаясь их кровью, как клопы. Так и чешутся руки вымести с земли всю эту нечисть, именуемую духовенством.

– Этот дуб неколебим, его не свалит ни одна молния. Люди должны во что-то верить, и они приходят к нему, ища у него совета, утешения, веря ему, прося и молясь. Он священный, он некий тотем, как у дикарей. Так было и будет всегда у всех народов, будь то европейцы или сарацины.

– С теми легче, – живо отозвалась Агнес. – Мусульмане – люди со слаборазвитым умом. Обмануть их, наговорив им кучу небылиц о каком-то мифическом Аллахе, ничего не стоит, эти дикари легко верят во всякий вздор. Но европейцы! Как можно было ввести в заблуждение сотни тысяч умных голов, сделав их послушным орудием Церкви!

– Так же, как это было и в античные времена. Но довольно этих рассуждений, Агнес, им не будет конца. Догадываюсь, не своим умом ты дошла до них.

– Да, так говорила мне моя мать! – гордо вскинула голову Агнес.

Кивнув, брат с легкой улыбкой ответил:

– Хорошо, что ты не успела сказать всего этого епископу.

– Боишься, он отлучил бы меня от церкви?

– Он бы не успел. Бедняга не доехал бы до Рима, скончавшись от сердечного удара через несколько десятков шагов.

Глава 17. У трона римского первосвященника

8 декабря, в день Непорочного зачатия Девы Марии, войско короля Генриха Черного вступило на территорию Папской области. До Рима оставался день пути. У Сполето встретился конный отряд римских сенаторов числом в полтора десятка. Впереди – трое в богатых одеждах, вооруженные. Подъехав, низко поклонились Генриху, сразу угадав в нем короля.

– Кто такие? – коротко спросил он.

Они представились: граф и два барона, их замки близ Сполето, Флоренции, Пизы. Слух о приближении войска достиг Рима; в Латеране паника, папы прячутся по церквам.

– Защиты просим у тебя, государь, справедливости во имя Бога! – прибавил к сказанному граф. – Бесчинствует папа Григорий, разоряет наши земли и замки, солдаты убивают крестьян, угоняют скот, жгут поля. Казнят десятками, сотнями ни в чем не повинных людей. Грабеж идет по всей Италии, страна дошла до полного обнищания. Вера во Христа попрана, взламываются сокровищницы церквей, сдираются оклады с икон. Всё идет в папскую казну. Новый понтифик желает, видите ли, окупить затраты. Всем известно, что он купил тиару!

– Покарай, король, богоотступника и убийцу! – воскликнул, гарцуя на лошади, один из баронов. – Да не забудь про остальных: того же поля ягоды! Святой престол осквернен, на нем сидят пьяные шлюхи с тиарами пап на голове.

Генрих сжал зубы. Дядя говорил правду. Что же это и вправду делается? Глава вселенской католической церкви – с лицом похотливого негодяя и убийцы! Какой позор! Да и не одно лицо, а целых четыре у гидры!..

Король оглядел остальных конных, в их взглядах прочел надежду и доверие. Эти люди видели в нем освободителя, другого, похоже, не нашлось. Но имеет ли он право? И знают ли они, на что идут? Хорошо ли взвесили свое решение?

Он кивнул в их сторону, спрашивая у графа, кто они.

– Сенаторы, отцы города, знатные люди королевства, – был ответ. – Я говорю от их имени, а они – от имени народа Италии.