Два Генриха

Агнес подняла руку, призывая к молчанию, и, когда оно воцарилось, подошла к священнику.

– Теперь я разберусь с тобой, святой отец. Ты все еще считаешь, что Божий суд необходим? Не веришь, значит, честным людям, зато всегда готов идти на поводу у лжецов и подонков? Что ж, не стану тебе препятствовать. Учиним Божий суд по справедливости. Но прежде чем начать, я хочу спросить тебя: вправе ли Церковь причинять страдания безвинному человеку?

– Церковь никогда не предпринимает таких шагов.

– Почему же ты хочешь сделать это сейчас, когда выяснилось, что этот человек чист перед небом и людьми?

– Если он и в самом деле невиновен, процедура очищения ему не повредит, – убежденно произнес священник.

– Значит, на его руке не останется следа от ожога?

– Не останется.

– Для чего же тогда ты собираешься обвязать ему руку?

– То есть, след, конечно, останется, – поправился святой отец, – но у невиновного он исчезнет за три дня.

– А до этого человек испытает страшную боль, верно ведь? К чему же подвергать его этой пытке? Не ты ли утверждал, что Церковь не причиняет страданий безвинному человеку? И не будешь ли после этого считать виновным самого себя?

– Нет, ибо это Божий суд!

– Значит, в любом случае ты снимаешь с себя вину, возлагая ответственность за это на Бога? Тогда, как человек невиновный, возьми в свои руки это железо и подай обвиняемому. Уверена, он с готовностью возьмет его из твоих рук.

– Я не стану этого делать, – побледнел священник, поневоле делая шаг назад.

– Почему?

– Потому что я получу ожог.

– Разве? Но ведь ты ни в чем не повинен.

– Ожог появится независимо от того, кто возьмет в руки этот металл.

– Он исчезнет через три дня, ты сам говорил. Так докажи людям, что это бесспорная истина.

– Я не могу, Церковь запрещает мне, – дрожащим голосом, отступив еще на шаг, в ужасе глядел священник на нежданного судью.

– Вот я и поймала тебя на лжи, ибо такого запрета не существует, – с презрением молвила Агнес.

– Откуда тебе это известно, женщина?

– Ты вскоре узнаешь об этом, поп. Так как же? Ты по-прежнему отказываешься? – И Агнес выразительно кивнула в сторону костра.

– Я не имею права… Я всего лишь слуга Бога…

– Ага, ты, стало быть, боишься ожога?

– Мне это вовсе ни к чему.

– Но ведь ты святой человек, лицо, беседующее с Богом и являющее людям его волю. Так что тебе стоит сотворить чудо или попросить о нем Господа? После этого, уж поверь мне, обвиняемый, не раздумывая, возьмет в руки раскаленный слиток. А уж Всевышний разберет, в чьих руках его остудить, а в чьих нагреть. Тогда этот крестьянин узрит твою святость и поверит в то, что Бог сотрет с его ладони следы ожогов.

– Уходи отсюда, женщина! – Лицо священника налилось кровью, распятие дрожало у него в руках. – Как смеешь ты мне, служителю храма, указывать путь! Деяния слуг Божьих неподвластны мирскому и не обсуждаемы им!

– Врешь, поп! – вперила в него немигающий взгляд Агнес. – Ты не тот, за кого себя выдаешь. Бог всегда помогает духовному лицу. Убеди же нас в том, что ты слуга Божий. Господь не позволит, чтобы на тебя возвели напраслину, и сотворит чудо. Железо не причинит тебе вреда, если ты ни в чем не виновен, в частности, в том, что хочешь погубить этого крестьянина.

С этими словами Агнес выхватила из рук палача клещи, вытащила из огня раскалившийся докрасна слиток металла и протянула его священнику. Тот шарахнулся в сторону, замахав руками и в ужасе глядя на этот брусок, точно перед ним разверзлась пропасть, явив врата адовы.

– Нет, нет, я не возьму! – закричал он, и, словно из этих врат показалась улыбающаяся харя самого сатаны, неистово замахал перед собой распятием.

– Значит, – продолжала Агнес, которая стала уже казаться священнику посланницей Вельзевула, – ты намеренно желаешь ему погибели, ибо заставляешь его сотворить чудо, то есть то, что под силу только тебе? Но раз чуда не свершится и в твоих руках, оно не произойдет и в руках обвиняемого, ибо он – лицо не духовного звания, поэтому не умеет беседовать с Богом, а тем более просить его о чем-то. Следовательно, он невиновен, поскольку ты и сам уже не хочешь доказывать его вину. В противном случае, ты взял бы в руки этот кусок железа, что показало бы людям твою святость и непогрешимость перед Богом. Но ты боишься, потому что не можешь сотворить чуда и знаешь, что получишь ожог, который не пройдет даже через неделю. Как же ты хочешь, чтобы этот человек верил тебе и этому испытанию? Ведь взять из твоих рук – значит, взять из длани самого Господа, с которым ты общаешься. Почему же ты думаешь, что Бог не остудит это железо в твоих руках, коли ты с ним в такой тесной дружбе? Ты не веришь Богу?..

Священник выпучил глаза. Что же это? Как смеет она так с ним?.. Кто это – смертный, посланец с небес или и в самом деле сам сатана предстал перед ним в облике женщины? Уверившись в этом, поскольку другого разумного объяснения не находилось, святой отец завопил, рубя воздух распятием и играя на публику:

– Сгинь, нечистый! Изыди, сатана! Да низринут тебя силы небесные в ад!..