Хотя Николай и уверял себя, - собираясь уверить в том же и своих стариков, - что он загостился так долго у Смирновых ради изучения любопытной семьи, но сам он хорошо чувствовал ложь своих уверений и в глубине души сознавал, что его очень заинтересовала Нина, эта загадочная, ослепительная рыжеватая красавица с тонкой усмешкой и светлым взглядом, то ласковая, нежная, даже будто робкая, то вдруг недоступная, гордая, молчаливая... Недаром Прокофьев назвал ее принцессой, недаром, вероятно, отец с матерью советовали Николаю остерегаться ее. А между тем в ней было что-то притягивающее, чарующее, ослепительно красивое и изящное, так что Николай незаметно увлекался Ниной Сергеевной, увлекался ее красотой, изяществом и тою загадочностью, которая именно составляла для него чуть ли не большую прелесть очарования. Невольно при сравнении с этой женщиной Леночка казалась такой мизерной, такой несчастненькой, что Николай даже удивлялся, как Леночка могла хоть на минуту занять его... Нина являлась какой-то загадочной натурой, а в Леночке все было так ясно и просто, как в хорошо знакомой книге...
И Нина, по-видимому, обращала особенное внимание на Вязникова и заинтересовалась им, но вообще держала себя неровно: то обожжет его одним из тех взглядов, после которых молодой человек вздрагивал и вспыхивал, то, напротив, смотрит с такой нескрываемой насмешкой, что Николаю делалось жутко.
"Что это за женщина?" - часто думал Николай, любуясь ослепительной красавицей и чувствуя, как она дразнит его, именно дразнит, но в то же время как будто и ласкает своим чарующим взглядом... В ней была независимость, смелость, простота, какое-то отвращение к фразе и ходульности... Она не скрывала своего презрительного отношения к Горлицыну и Присухину, но в то же время вела самую пустую жизнь и как будто даже гордилась тем, что ничего не читает. Из разных намеков, недосказанных слов Николай узнал, что она не особенно была счастлива с мужем, что после его смерти долго жила за границей, веселилась, но затем вела самую тихую жизнь. Все ей надоело, опротивело...
Да и кроме интереса, возбужденного Ниной, Николаю понравился весь склад жизни в доме Смирновых (хотя в этом он ни за что бы не сознался): все там было так хорошо приспособлено и приурочено, все делалось вовремя, без шума, без суеты, никто никого не стеснял, даже лакеи в доме были какие-то степенные и умелые...
До завтрака все сидели по своим комнатам и делали что хотели, собирались к завтраку по звонку, и Николай видел всегда чистые, свежие платья, чистое белье, чистых лакеев. После завтрака опять каждый делал что хотел... Барышни обыкновенно читали, а Надежда Петровна снова запиралась в кабинете; затем обед, прогулки и т.п. Очень удобно жилось при такой обстановке, время было точно распределено и проходило незаметно. Невольно эта жизнь втягивала Николая и нравилась ему после сутолоки меблированных квартир и некоторой барской распущенности жизни дома. Эстетическое чувство никогда не оскорблялось, грязь и суета мещанской жизни не били в глаза.
"По крайней мере умеют люди жить по-европейски".
Во время пребывания Николая в Васильевке Прокофьев обедал только один раз и, по обыкновению, молча просидел весь обед.
После обеда он подошел к Николаю и, пожимая ему руку, заметил:
- Наблюдаете еще здесь?
Николаю послышалась насмешка в тоне Прокофьева. Он вспыхнул весь. Ему вдруг сделалось совестно перед Прокофьевым за то, что он так долго гостит у этих "культурных каналий", и в то же время досадно, что Прокофьев как будто подсмеивается.
- Еще наблюдаю! - отвечал он. - Любопытная семейка! - прибавил Николай, как будто оправдываясь и досадуя, что оправдывается.
- Ничего себе, особенно принцесса. Как насчет амуров? Успеваете, а?
- Вы все изволите шутить! - сухо проговорил Николай.
- Какие шутки? Экий вы "обидчистый", как говаривала моя маленькая сестренка, - добродушно рассмеялся Прокофьев. - Ведь в самом же деле кусок лакомый... вдобавок загадочная натура... Когда же ко мне? Заходите как-нибудь - поближе познакомимся, а теперь до свидания... пора к докладу. Скоро едете?
- Завтра.
- Смотрите, принцесса не пустит! - пошутил опять Прокофьев.
- Работать пора, и так уж довольно бью баклуши... надо за дело.
- По части писания? Насчет курицы в супе?
- Да! - почти резко ответил Вязников, задетый за живое тоном своего нового знакомого.
- Бог вам в помочь!
"Это еще что за сфинкс{92}?" - несколько раздраженно повторил Николай, поглядывая вслед Прокофьеву и чувствуя невольное уважение к "сфинксу". Какой-то спокойной силой веяло от этой мощной высокой фигуры; энергией и волей дышало его скуластое, мужественное, выразительное лицо. Непременно хотелось узнать поближе этого человека, так ли много даст он, сколько обещает.
- А мы с вами, Николай Иванович, в сад? Будем болтать? - раздался сбоку веселый голос Нины Сергеевны. - Что это вы как будто не в духе? Или господин Прокофьев нагнал на вас хандру?
- Нисколько. Вы беседовали когда-нибудь с Прокофьевым?.. Не правда ли, мужественная фигура?