Душа в тротиловом эквиваленте. Продолжение

Любителей шахмат, от века собиравшихся за этими столиками, сегодня было не то, чтобы очень много, но вполне достаточно. Кинув взгляд на никудышных, по его мнению, людишек, сержант ППС Буруля неожиданно заметил, что среди увлеченно комментирующих перипетии шахматных баталий старичков, вдруг появилось еще двое. Как это вдруг? А так. Сержант был готов поклясться на чем угодно, что минуту назад их тут не было. А теперь — есть. Сидят, разговаривают. А окружающие делают вид, что совершенно их не замечают, но при этом ближе метра почему-то не подходят.

Непорядок, — решил Буруля и решил поближе посмотреть, в чем там дело.

Один из стариков, похожий в своем сером, заношенном плаще на готовую пролиться дождем тучку, медленно повернул голову и мельком глянул на сержанта, идущего к ним. У стража порядка, внутри что-то оборвалось. Один к одному, будто в детстве, когда пытался раскачивать старенькие скрипящие качели, да так, чтоб до неба. Сердце пропустило удар, воздух показался вязким и горьким. Патрульный, даже не стараясь сохранить достоинство, быстро сделал поворот налево-кругом и почти побежал к трамвайной остановке, откуда через мгновение раздался рвущий нервы скрип тормозов и мягкий глухой удар.

Понежиться на лавочке под теплым солнцем, попить пивка, заглянуть, какие дебюты разыгрываются на досках завсегдатаев, понаблюдать, как симпатичная пара кормит голубей крошеным хлебом, Хаккам не дал.

— Иди, — сухо сказал он. — Милиция через дорогу.

— Зачем?

— Заявление об угоне писать. Может, даже страховку получишь. Забыл уже? Две минуты назад рванул твой красненький "Матиз".

— А что, предполетного инструктажа не будет?

— Утомил ты меня, Семецкий! Ну как тебя инструктировать, если, один черт, сделаешь все по-своему?!

И я услышал ставшее невыносимо громким тикание наручных часов. Время пошло нормально, не пытаясь свиться в петлю.

— Все-таки, вторая попытка? — спросил я, слегка покраснев при воспоминании о учиненных в виртуальности глупостях. Там я кроме тотальной реморализации ничего путного придумать не пожелал. А зря, кстати. Есть и другие методы…

26 августа 2016 года, пятница.

Домой удалось добраться только под вечер. И первое, что я увидел, шагнув в двор, была стремительная серая тень, распластавшаяся в прыжке.

— Я же, вроде, оставил собаку у Мишки, — мелькнула мысль. — А тот явно был не в силах слушать непрерывный скулеж, и выставил собаку во двор, надеясь на то, что заборчик высотой в два с лишком метра так просто не перепрыгнешь. А оно вишь как получается, учуял…

— Наконец-то я дома, — додумал я, уже сидя на дорожке. Даже не пытаясь отбиться от поскуливающего пса, явно задавшегося целью начисто вылизать мне лицо. В глазах стояли слезы. И то сказать, слишком уж много было событий за прошедшие с момента взрыва часы.

— Дома! — уже увереннее повторил я, и пошел приводить мысли в порядок. Главное, Дружок меня признал. И это значит, что несмотря на всю произошедшую фантасмагорию, удалось остаться самим собой. Мелкие сопутствующие чудеса принимаем как данность.

Действительно, стоит ли, выйдя невредимым из пламени, интересоваться, каким образом у меня в нагрудном кармане оказались документы на машину, которые, помнится, я сунул в бардачок, освобождая место для аккумуляторной сборки?

А вот выяснить, что за тело мне досталось, не помешает. Отражение ничего нового не сообщило. Во всяком случае, себя я именно таким и помнил. Чуть позже выяснилось, что во рту пропали два вставных зуба, коронка и пара пломб. А всегда бывшая слегка желтоватой из-за многолетнего непрерывного курения эмаль новенького с иголочки набора резцов и клыков не то, что белая, а просто отблескивает синевой. Ну и пусть. А любопытствующие пусть думают, что вставил керамику. Хотя, кому оно, по большому-то счету надо, помнить, каковы были зубы у настоящего Семецкого?

Обследование решил продолжить на кухне. Снял с магнита любимый поварской нож, пару раз провел им по точилке, проверил остроту на ногте. Удовлетворенно кивнув, закатал рукав рубахи и сделал длинный разрез. Почти как в виртуальности. Края раны ожидаемо разошлись, потекла кровь.

Я уже готов был расстроиться, но в этот момент воздух над раной задрожал, на мгновение озарился почти неразличимой в ярком свете ламп серебряной вспышкой, и края разреза сомкнулись, не оставив от пореза и следа.

— Таки да! Живем! — радостно сообщил я собаке, неотступно сопровождавшей меня по дому все это время. — Докторам вот только попадаться не стоит — на лабораторные смывы пустят, с них станется. Ну, да мне оно теперь вроде бы и не надо.

Дружок радостно взвизгнул и потащил меня к холодильнику, намекая на то, что радостью принято делиться с друзьями. И он бы не имел ничего против вкусной косточки.

— Только после прогулки, — строго сообщил я, пытаясь удержаться от улыбки. И мы пошли гулять.