Душа Пандоры

– О, не все, далеко не все, – вклинилась Доркас. – Иначе Сцилла не была бы обречена на такие муки.

– А я думал, ее страдания связаны с тем, что она, ведомая голодом, была вынуждена поглощать плоть созданий, к которым и сама недавно принадлежала.

– Да, но то, что Сцилла при этом страшна как грех, вряд ли улучшает ситуацию.

– Некоторым бессмертным доступна магия изменения, иллюзии. Разумеется, в первую очередь столь полезной привилегией обладают боги. Так, Геба вечно юна, хотя ей, богине юности, наверное, и положено. Деметре и Гестии больше по душе обличье женщин зрелых и, м-м-м, породистых. Персефона навеки сохранила тот облик, в котором впервые спустилась в царство мертвых. Посейдон и вовсе соткан из воды и как таковой личины не имеет. Дионис бесконечно меняет лица – ему нравится эта игра. Его любимая забава – притвориться обычным жителем Эллады, затесаться в круг знакомых и напоить их до полусмерти, а девушек до полусмерти затанцевать. Афродита, напротив, бесконечно исправляет то губы, то носик, хотя, как по мне, она – совершенство.

Деми покачала головой, представляя крутящуюся перед зеркалом Афродиту. Голова шла кругом от такой близости истинных богов.

– Кстати о богах. Кто сейчас сражается на стороне Зевса?

– Дочери и сыновья Стикс всегда были верными союзниками Зевса, со времен битвы с Титанами, – нараспев произнес Фоант. – С ними Ника, крылатая богиня победы, Зел, бог соперничества, Бия, богиня могущества и насилия, Кратос, бог господства и силы. Их называют стражами трона Зевса, а потому немудрено, что именно они всегда на передовой. Они – его главные воины. Еще, конечно, Афина Паллада.

– Но она ведь тоже богиня войны? Почему она не на стороне Ареса? Почему не считает его своим, м-м-м, единомышленником?

– Потому что Арес был рожден богом коварной, вероломной войны, тогда как Афина богиня войны честной и справедливой, – объяснил Фоант. – Она, превосходный стратег и воин, командует армиями смертных и полубогов вместе с Атлантом.

– Тем, что поддерживает небесный свод? – оживилась Деми.

– В этом больше нет необходимости. Наверняка ты знаешь, что когда-то Атлант вместе с собратьями-титанами воевал с олимпийскими богами.

– Титаномахия[41], да, – кивнула она.

– Но перед лицом такого грозного врага, как Арес, Зевс позабыл былые обиды и освободил сверженных титанов из Тартара, а с плеч Атланта снял небесный свод. Теперь титаны и сторукие великаны-гекатонхейры, как и Зевс с Атлантом, бок о бок сражаются с химерами Ареса.

Обойдя весь Акрополь и часть нижнего города, в пайдейю они вернулись уже под вечер. Фоант заявил, что после такого насыщенного и тяжелого дня ему просто необходима «чарочка вина». Неутомимая Доркас отправилась в Гефестейон, оттачивать дар укрощения земли и навыки владения благословленным богами оружием.

Деми поднималась к себе, когда увидела в коридоре замершего у окна Никиаса. Воздух вокруг него готов был заискриться от напряжения, руки сжаты в кулаки. Однако смотрел он не на вечно алое небо. Тогда что так его беспокоило, что так злило?

Его рука потянулась к стальной черной маске Минотавра и с тихим скрежетом провела по ней ногтями. Пальцы изогнулись дугой, словно птичья лапа, и задрожали.

– Мне жаль, – вырвалось у Деми.

Она не хотела ничего говорить, хотела и вовсе отступить в тень и в ней же раствориться, пока Никиас не заметил ее присутствие. Но эта дрожащая рука, эта переполняющая его ярость… Теперь она, уже куда более очевидная, плескалась в синих глазах – Никиас порывисто развернулся к ней всем телом.

– Цирцея тебе не помогла.

Не вопрос, утверждение.

– Почему?

– Что? – растерялась Деми.

– Почему тебе жаль? Разве ты не писала в своих дневниках о том, как я обращался с тобой, какие слова тебе говорил?

Она помолчала, кусая губы. Прощение – странная вещь. Жить без него тяжело – слишком уж несовершенны люди… И даже боги. А вот злоупотреблять им не стоит, иначе можно забыть о такой хрупкой вещи, как уважение к самому себе. Однако глядя на Никиаса, Деми видела красивого молодого юношу с ужасным уродством, которое ему приходилось прятать всю свою жизнь… Все свои жизни. Каково жить так, ненавидя самого себя? Каково годами искать и находить в чужих глазах жалость, отвращение и страх?

Может, потому Никиас никого не подпускал близко? Потому так сильно замкнулся в себе? Редкий человек на его месте не обозлился бы на судьбу, не впустил ярость в свою душу. А она подпитывала любую эмоцию, раздувая искру в яркое, жаркое пламя.

Однако было и кое-что еще…

– Я могу понять твою боль, ярость и ненависть. Я и сама ненавижу ту, которой когда-то была. Пандору. И никто не заслуживает такой участи, вечно жить с чем-то, что нельзя изменить.

Никиас шагнул к ней со сжатыми кулаками. Деми подавила желание отступить на шаг, чтобы не показать свою слабость. Вскинула подбородок, готовая не принять очередной ядовитый укол в свою сторону, но ответить на него.

– Надеюсь, у тебя выйдет, – со странной, горячей решимостью сказал Никиас. – Надеюсь, хоть один из нас способен переломить собственную судьбу.