– Я конструктор одежды по образованию, – вздохнула, от чего-то, очень печально Даная. – Не очень успешный и совершенно бесперспективный. Так мне сказала твоя служащая. Но платья сделала я, это факт.
– Я скажу ей, что она дура. Ты талантлива, Данька, – прошептал я, не в силах отвести взгляда от моей ненастоящей жены, которая почти заснула, подперев голову рукой. И это ее имя дурацкое прокатал по небу, как глоток дорогого коньяка. Боже, вкусно. В мерцающем свете свечи, она была похожа на трогательную фею с пасторальной картинки. Черт, похоже я неправильно перевел слова француза. И это не мужик, спаивающий дурных лам становится победителем, а как раз наоборот. Охотник превращается в добычу.
– Ты что делаешь? – прошептала сквозь сон чертовка, когда я подхватил на руки ее невесомое тельце.
– Ты ведь спишь на ходу. Пора в кровать.
– Эй, только…
– Помню. Ты меня заколешь пилкой для ногтей, до смерти. Успокойся, я ж не животное. Не пристаю к уставшим ламам, и тем более не пытаюсь их совратить, – хмыкнул я. Ах, если бы она знала, какие мысли сейчас роились в моей ошалевшей голове. Точно бы порвала мою тушку голыми руками. Пошлые мысли, мягко говоря. Мысли поплывшего умом маньяка.
– Моя тахта в двух шагах. Сама дойду, – фыркнуло это проклятье.
– Сегодня я приму казнь на дыбе. Тебе надо выспаться. Я с похмелья не бываю обаятельным. Придется тебе, детка, завтра уговаривать этого важного хлюста, директора гимназии, принять в бурсу для мелких зажратых кабанчиков нашего рукодельного гавроша.
– А ты не такой уж и Лось, – улыбка эта ее чертова. Вводит меня во грех, похлеще любого змея искусителя. Вот сейчас бы… Так, стоп. Эта дура же мне не нужна. И сопляк, я же собирался его отдать без боя. Какого хрена происходит вообще?
– Зато ты противная лама, как и была, – рявкнул я трусливо. – Иди спать. Быстро.
Она пулей выскочила из комнаты. Но я успел увидеть на ее личике печать обиды и разочарования что ли? Я свалился на тахту. Боже, как же она спала тут все это время? Завтра я буду похож на шахматного коня, после ночи проведенной на этом рыдване. Похмелужного шахматного рысака. Где был мой мозг, когда я покупал это чудовище? Леху в спортивный колледж не возьмут, с таким то папашей. Не то что в элитную гимназию.
Сон не шел. Скорее я проваливался в раскаленные огненные рытвины, из которых тут же выныривал в компании с головной болью и чувством какой-то неправильности, недоделанности. В очередной раз погрузившись в тягучую жижу дремы, почувствовал, как что – то мягкое накрывает меня. И нежную кожу чужой ладошки на моей щеке. Схватил тонкое запястье и бездумно припал к нему губами.
– Я вспомнила, что мы не погасили свечи, – тихий голос прогнал остатки тяжелой инсомнии, а запах яблочного мыла от ее кожи, абсолютно снес мне крышу. – А потом увидела, что ты весь скрючился. Подумала, что замерз. Извини, что разбудила. Просто одеяло накинула. Прости.
В моем мозгу с треском загорелся бикфордов шнур. И маленькая искра на его хвосте, приближающаяся к тому, что раньше было моим мозгом, грозила вот-вот разорвать на хрен огромную стену, которую я выстраивал долгие годы, думая, что меня предала единственная женщина, что я любил. И все это чертово бесцельное время я думал, что больше никогда не позволю случиться с собой подобной глупости. Эта ее забота глупая, такая трогательная и настоящая, в тряпки порвала остатки разума. Я дернул ее за руку. Даная не удержалась. Свалилась на меня, забарахталась. А я сошел с ума.
– Это не правильно. Это ведь вино, правда? – прошептала моя лама, когда я нашел ее полураскрытые губы своим ртом. – Мы ведь пожалеем завтра?
– Это будет завтра, – выдохнул я, не видя ничего вокруг, кроме плывущих перед глазами разноцветных пятен.
Она посмотрела мне прямо в душу своим испуганным взглядом и ответила на поцелуй. Неумело, как – то по девчачьи. Выбила последний кирпичик, держащий проклятую стену, уже давно больше похожую на покосившуюся детскую дженгу.
– Макар, только не смейся, – прошептало мое кучерявое счастье стыдливо, опустило ресницы, тени от которых затрепетали на фарфоровых щеках.
– Не буду, – твердо пообещал, даже не предполагая, какой очередной сюрприз преподнесёт мне эта странная женщина.
– Ты будешь моим первым, – я уставился на ее прикушенную губку, пытаясь оцифровать только что сказанную, замершей в моих руках, женой. – Только не останавливайся, ладно. А то я испугаюсь и передумаю. А я не хочу передумать, слышишь?
– Тебе лет сколько? – прохрипел, понимая, что не могу уже остановиться. Что не в силах выпустить это сокровище из своих судорожных объятий, как удав кролика. Не в силах.
– Двадцать восемь. Почти, – тихий шепот сейчас казался небесным громом. Оглушительным, рассекающим небо. – И сегодня впервые за всю эту жизнь дурацкую, я поняла, что ты тот самый. Понимаешь?
– Я не могу принять такой подарок, – задыхаясь от разочарования, вытолкнул сквозь пересохшие связки, идиотско – слюнявое, сериальное, абсолютно не соответствующее моему желанию, выражение.