– Передвигаться только по воздуху, питаться солнечным светом, желательно стать бесплотным, – хмыкнул ушастый нахалюга. Сто пудово он знает, что заварил в моем любимом бокале, судя по хитрой морде. И сделал это специально, руку дам на отсечение если я не прав. – Нет уж, дорогой папуля, мы в ответе за тех кого приручили.
– И еще, самое главное правило, не называй меня папулей, – прорычал я, завращав глазами.
– И как же мне тебя звать тогда? – насупился Леха.
– Как угодно, но только не папа, не отец, не батя, папенькой тоже не надо, – вякнул я трусливо, ухватил второй оладий с тарелки, зашипел от боли в обожженных пальцах, ухватился за ухо, взвыл теперь от боли в травмированном ухе и завертелся на месте.
– Что тут у вас? Неужели так невкусно? – Лама появилась на пороге кухни, растерянно глядя на оставленные мною разрушения. Ну да, я уронил барный стул, снес со стойки мой любимый бокал, все еще воняющий «чайком» и сбил стоящую скульптуру пантеры, которую зачем-то приволок из Индии.
– Очень вкусно. Пальчики оближешь. Даже лосю понравилось, – хихикнул наглый сопляк. Я аж присел от такого нахальства. Это кого он лосем назвал?
– Кому? – икнула гангрена, выпучив свои глазюки.
– Лосю, ну Барину, как его охранщица зовет. А чего, я подумал, он тебя ламой зовет, сам на лося похож. Из вас выйдет хорошая пара. Папой то его же нельзя звать, – совершенно невозмутимо заболтал ножкой поганец, свесив ее со стула. До этого он сидел поджав под себя маленькую пятку. Так всегда сидела Ларка. Я удивлялся, как же ей так удобно? Генетическая память.
– Охранница, – поправила его Даная. – Макар Федорович, звонила Гор…, Ольга Константиновна. Спрашивала, в какую школу пойдет Леша в этом году. В старую, или у вас другие идеи есть.
– Как это в школу? Этим что, тоже я должен заниматься? – боже, только вот этой боли головной мне не хватало. – Мало мне своих дел. Займись, я тебе за это заплачу, сколько скажешь. И вообще, нужно нам с тобой обговорить будет условия сосуществования и сотрудничества.
– Вы отец, ребенок должен получить образование. Иначе придется вам его всю жизнь содержать, – дернула плечиком носительница дурных вестей и ненужных мне ушастых мальчишек. Тоже мне, богиня судьбы, блин. – И вообще, вы обещали мне немного другую службу.
– Дура совсем. Всю жизнь? Думай, что несешь. У нас вообще опека временная. А ты мачеха и моя жена. Так что перо в тощий зад и дорога в кочках, даю тебе карт-бланш. А я спать. От твоих плюшек клонит в дрему, не забивай мне голову. Надо же, отец. Фиг вам.
Я так мечтал свалиться в кровать, закрыть глаза, провалиться в небытие. Чтобы без них, без вот этого всего. Чтобы хоть ненадолго вернуть себе свою жизнь. Чтобы ушастые уродцы не обзывали меня лосем, а дурные тетки не заглядывали в душу своими глазюками. Чтобы утром встать, провести фотосет с очередной силиконовой грелкой, пожрать в ресторане, хлебнуть просекко, а вечером сыграть в поккер, или зависнуть в «ночнике» с какой-нибудь глупой курицей, мечтающей попасть на обложку глянца через койку.
Спать, нужно просто поспать. Утро вечера мудренее. Я свалился на любимый матрас, и…
– Аааааа, – заорал, ошалев от вони. Забарахтался на шелковой простыне, пропитанной чем – то, чего тут не должно было быть никогда. Вскочил, запутался в покрывале, вымазанном чем-то отвратительно липким, подскользнулся на луже на паркете и с грохотом ляснулся об пол. Вкусные оладушки подскочили к горлу. Я уставился на два горящих красным огнем дьявольских чужих глаза, зырящих на меня из-под дорогущей кровати и захрипел, больше не в силах выдавить из себя звука от сковавшего мое тело ужаса.
– Люцифер нашелся, – заорал где-то за дверью мой сын.
– Помогите, – мой хрип потонул в оглушительном шипении. Что ж, пока монстр будет жрать меня, эти двое наверняка успеют сбежать.
Хотя, мне то какая разница, что будет с этими двумя? Или есть? Мне страшно за них? Черт. Точнее Люцифер.
Глава 13
«Быть козлом и сволочью восхитительно»
Это слова моего фальшивого мужа, воняющего на всю огромную квартиру Люциферовыми «неожиданностями». Мое мнение – козлы и сволочи несчастны. Скрывают свои страхи за наносной бравадой. Выстраивают стену из злости и цинизма, за которой пытаются спрятаться от своих кошмаров, комплексов. За раздутым эго чаще всего скрываются не злобные Лоси, а ранимые и…
– Подвинься, – прорычал, не озонирующий воздух, Боярцев и включил ночную лампу возле кровати.