Дурная

– Па, не ругай Даньку, это я во всем виноват. Она просто… – закрыл меня собой мой храбрый маленький рыцарь. Но благородный жест ребенка затмило выражение лица Макара, который вдруг замер на месте, словно молитва бабы Даши все же возымела свое экзорцистское действие, изгнав из него страшную сущность.

– Как ты меня назвал? – прохрипел он, словно сдувшись в один момент.

Макар Боярцев

Не слышал. Я ничего не слышал. Да-да. У меня просто распухли уши. Как там эта дурная делала? Затыкала пальцами свои лопухи и пела «Ла-ла-ла»? Вот мне так же сейчас хочется. Черт. Пацан мой сын, и с этим ничего нельзя поделать. Ничего. Но я не готов вот так, сразу становиться отцом. Это же просто какой-то сюр. Папа. Да какой отец из меня? Я с собой то не знаю, как справиться. С дурой этой курчавой не знаю как себя вести. А тут «Папа». Схватился за голову, и снова бездумно уткнулся в новостной блок.

– Ну не расстраивайтесь. Это же не конец света, в конце концов, – тихий голос поганки, заставил меня оторваться от экрана плазмы. Я видел сегодня репортаж этот в программе «Дежурная часть. Светское» уже не в первый раз. Но снова сижу и пересматриваю, с упорством маньяка, свой позор. Точнее не так, я бездумно ковыряюсь в своей ране, пытаясь отвлечься от еще более страшных и хаотичных мыслей, чем то, что опозорился на всю страну.

– Интересно, какая тварь журналюг на меня натравила? Узнаю, зарою, – прорычал я, прижав к ушам пузыри со льдом, заботливо поданные мне мерзкой женушкой. – А скажи, задница у меня ничего. Я шикарен, даже в таком положении, не правда ли?

– Я не… – покраснела Даная. Черт, как мне нравится выводить ее из равновесия. Она стесняется, как институтка на первом балу. – Но виляете вы ею в такт писку, которым закрыты обороты вашей речи. Это красиво.

– Вопрос был риторический. Могла бы не утруждать себя очередным идиотским ответом. Я и так знаю, что достоин только восхищений. Чего о тебе не скажешь, дорогая. И чем у нас воняет? – втянул ноздрями восхитительный аромат печива, корицы и яблока.

– Леша был голоден. Я позволила себе порыться в холодильнике. Там еще рыба была красная и молока немного, я накормила Люцифера, – прошептало это недоразумение. Господи, как она до лет то своих дожила с таким характером?

– У меня не бывает молока. Я не переношу лактозу, – поморщился я. Кого она там кормила? Люцифера? Совсем колпак у девки рванул. Уже ангелы падшие ей мерещатся. Скоро начнет еще на людей кидаться с отверткой, с нее станется. Такие тихони всегда сходят с ума стремительно и маниакально. Нужно в законодательство внести предложение, в ЗАГС только со справкой из дурки. А то вон оно как бывает. Женишься на овце, а получаешь безумную ламу.

– Ну как же, в бутылке, на дверце, я понюхала.

– Это соевый протеин, детка. Нюхаешь ты еще хуже, чем выглядишь. Запиши себе, что эта функция тебе тоже недоступна, так же как и психическое здоровье. Ты еще и отравительница. Не завидую я несчастному владыке ада, которого ты угостила. С непривычки будет стрелять, дальше чем видит, – зря я засмеялся. Уши обожгло болью.

– Боже, он же кроха совсем, – девка быстрее белки, метнулась в недра квартиры.

– Мадам, у вас есть карманный падший ангел? Вы восхитительны, – проорал я вслед ненормальной, встал с дивана и пошлепал на кухню. Живот свело от голода, слишком уж аромат выпечки был сногсшибательным. Интересно, что еще там задумала эта холера. Лешка сидел за столом и за обе щеки уплетал что – то умопомрачительное, присыпанное сахарной пудрой и залитое моим кленовым сиропом. Моим, черт бы их всех побрал. Моим сиропом, привезенным на заказ.

– Вкусно? – поинтересовался, выхватывая из горы, исходящих паром, оладий, самый, как мне показалось аппетитный. Мамуля моя, пока не стала дамой высшего света и еще старалась для сына, говорила – бери всегда с тарелки «то, что на тебя смотрит». На меня сейчас смотрел именно этот – пышный, залитый сиропом, зажаристый драник.

– Опупительно, – пробубнил сын Ларки, блаженно щурясь. Сын Ларки, черт бы ее подрал. – А чай мне не понравился.

– В моем доме нет чая, – боясь, что проглочу не жуя невероятную вкуснятину и отчаянно заставляя себя двигать челюстями, хмыкнул я. – Танин вреден.

– Я нашел пакетик, там на чашку всего было, правда. Можешь выпить, но я не советую. Параша редкостная. Вкус портит, – маленький гурман снял с бокала, в котором запаривал напиток, блюдце и у меня оладышек встал поперек горла, от поплывшего по кухне, очень знакомого травяного запаха. Чаек то золотой получился. Твою мать, в этом доме теперь не спрятаться не скрыться. Вскочил с высокой табуретки, вылил в раковину веселый «чаек» и посмотрел на ребенка.

– У меня есть свод правил. Не лазить по МОИМ шкафам, не входить в МОЮ студию, не трогать МОЕ оборудование, не орать, не слушать громко музыку, не портить воздух, постараться не попадаться мне на глаза без особой нужды, никаких животных в пентхаусе кроме ламы и…