Дурная примета

Все мрачнее становятся мысли, и в душу постепенно прокрадывается какое-то жалостное чувство, знакомое, пожалуй, всем женщинам побережья. Стине сейчас очень хочется плакать, и она непременно расплакалась бы, если бы рядом не было другой Стины — той, настоящей, которую не так просто сломить, которая точно знает, что к чему, которая больше знает о жизни, чем иная женщина в летах. Кто так долго жил один на один со старым Ис-Вендландом, кто так рано узнал ощущения голода, когда начинает мутить и стучит в голове, — того на мякине не проведешь. Но теперь все это ничего не значит. И жалостное чувство все сильнее, даром что нет привычки проливать слезы.

«Каждый поступает со мной как захочет. Что хотят, то и делают, и всегда-то я остаюсь одна. Никого нет рядом со мной».

Погруженная в эти мысли, проходит Стина мимо домика Линки Таммерт. А сама Линка Таммерт, известная проныра, сидит у окна, чтобы не проглядеть ни одного прохожего.

— Ах ты, господи божечки мой, Стинок, девонька, что ж у тебя за горюшко, на кого же ты похожа! Заходи-ка, заходи ко мне, дай-ка я кофейком тебя угощу!

Стина смотрит своими черными глазами на Линку Таммерт, что привстала дружелюбно за своим окном, и машет рукой, и говорит ласковые слова. Не пошла бы, пожалуй, к ней Стина, будь она в другом настроении. Даже и теперь она колеблется с минуту. Но тут ей на ум приходят семь сортов трав, нужные для Берты, и коза, что стоит у Линки в пристройке. Старушонка сейчас представляется Стине вовсе не такой уж скверной. Тоже ведь перебивается, как умеет, со дня на день…

В маленькой горнице уютно и тихо. Линка Таммерт наливает дымящийся ячменный кофе в большие, пузатые белые чашки с голубыми неестественными цветами.

— Ты что, у Боцмана вроде живешь теперь? — говорит Линка Таммерт.

— Да, фрау Штрезова болеет… — отвечает Стина. — Я давно хотела вас спросить, фрау Таммерт, не могли бы вы дать немного молока для маленького Отто, а для фрау Штрезовой корень барбариса американского.

Линка Таммерт несколько озадачена. Когда Стина шла по улице, на ее лице можно было прочесть, что она переживает какую-то беду — превосходный случай выведать от человека то, что он в другой момент не скажет… После Станиной просьбы ее любопытство утроилось. Ей известно по собственному опыту: за другого просят лишь тогда, когда и для себя при этом что-то урывают или имеют другую какую выгоду.

— Да ведь он дорогой, этот корень, — говорит Линка. — У них что, опять доктор был?

— Нет… Про корень я знаю от матери.

Настой из семи трав. Стина перечисляет их по пальцам. Напоследок называет американский барбарис. Линка Таммерт делает вид, что рецепт ей хорошо известен. При каждом новом названии она кивает головой.

— Это все у меня имеется, всегда найдешь у меня в шкафу.

— Вот хорошо-то, — говорит Стина. — Значит, вы мне обязательно уделите сколько-нибудь.

Такая определенность не устраивает Линку, но и отказать теперь неудобно.

— Да ведь денег стоит.

— Я понимаю, — говорит Стина. — А денег у нас пока еще нет. Еще с полгода, пожалуй, пройдет, пока Боцман станет при деньгах.

— Вот как? — изумляется Линка,

— Гм-гм, — покашливает Стина, совсем не подозревая, насколько ловко ведет разговор.

Линка Таммерт окончательно сбита с толку. «Боцман, голодранец, бесшабашная голова, упрямый козел — при деньгах?» Вслух она произносит:

— Ну я уж, ясное дело, дам тебе кой-чего из моего запаса. У меня на всех хватит, а насчет платы не беспокойся, как-нибудь поладим. Если хочешь, приходи бери молока весь месяц по кружке. Много-то у меня, верно, у самой нету, потому как в феврале, а не то в марте, перестанет моя Рика давать молоко, понимаешь, козленочка ждем.

Доверительный тон подкупает Стину. Она растрогана и опять готова плакать — от жалости и от благодарности. Вот нашелся все же человек, который поддерживает ее и понимает, как плохо приходится сейчас жене Боцмана и маленькому Отто.

— Но скажи, Стина, как ты попала к Боцману?

— Ох, ведь мой отец-то не вернулся, а мне только шестнадцать лет. Вот и не разрешили жить в имении, велели перебраться куда-нибудь еще. Бюннинг и пастор так порешили. А Боцман за это получит разрешение на ловлю угрей.

Линка Таммерт таращит глаза.

— Да что ты говоришь, Стинок! Гляди, сколько новостей за нынешнее утро, кто бы мог такое подумать!

И Линка расспрашивает еще и еще, а Стина отвечает. Она, конечно, ничего не говорит о своих отношениях с Бюннингом и о ребенке, которого ожидает. Но Линка Таммерт рада и тому, что слышит. Она щедро выдает целебные травы, не жалеет даже американского корня с мочегонными свойствами, которого у нее тоже в достатке. При этом она запоминает новый рецепт. Раньше она заваривала один этот корень, теперь она знает, с какими травами его смешивать. Стина идет домой довольная, почти позабыв про свое горе.

Но уже к полудню вся деревня знает: Боцман станет угреловом за то, что взял к себе в дом Стину Вендланд. Новость миновала одного лишь Ханнинга Штрезова, который весь день в одиночку вязал сети. Он узнает обо всем только вечером в трактире.

III