Дурная примета

— Гм, — мычит инспектор. — Не очень-то подходит мне этот Штрезов… Впрочем, его жена, говорят, из приличного дома. Оригинальная семейка.

Пастор опять наливает.

— Она из городских, хотя и несколько сломлена нуждой. И муж не лишен честолюбия. Хороший рыбак. Пожалуй, здесь могло бы что-нибудь выйти… Другой возможности я не знаю.

Бюннинг обдумывает.

«В конце концов не все ли равно, куда приткнуть девчонку».

— Ну, так договорились, господин пастор, действуйте. Мне нет нужды подчеркивать, что мое участие в этом деле должно остаться в тени.

— Это само собой разумеется, господин инспектор. Мы все охотно помогаем друг другу, чем можем.

— Держите меня в курсе дела, господин пастор.

Минутное молчание.

— Да, а который же теперь час? — вдруг спохватывается Бюннинг. — Фу ты, мне пора! Служба обязывает. До свиданья, привет супруге, до свиданья!

Пастор наливает себе еще. Скоро обед.

*

Конрад Бюннинг идет домой. Он в прекрасном расположении духа. «Теперь бы только с Хагедорном разделаться…»

*

А в это время пастор Винкельман беспокойно шагает взад-вперед по комнате. Каждый раз когда он подходит к окну, взгляд-его на мгновение задерживается в заснеженном саду.

«Когда-то я представлял себе свою деятельность совсем иначе. Вот остались позади трудные университетские годы, и, несмотря на всю их убийственную скуку, ты все-таки сохраняешь достаточно жизнерадостности и энтузиазма, чтобы верить еще в призвание, — быть человеком среди людей. Человек среди людей, в этом вся суть. Но время идет, и приходят сомнения. В чем заключается твоя ценность? Кто в тебе по-настоящему нуждается? Когда же ты найдешь свое место как человек среди людей? Ты окружен толпой и чувствуешь себя одиноким. Вот что меня сломило, а не было бы этого, возможно, вся моя жизнь сложилась бы по-иному». Пастор останавливается перед книжной полкой, примиренно поглаживает холодные корешки книг, тяжелых фолиантов, переплетенных в кожу и пергамент.

За обедом он рассказывает жене о намерениях Бюннинга. Выслушав, она говорит:

— Надо просто спросить у Стины Вендланд, почему Бюннинг хочет от нее отделаться.

— Упаси боже, вдруг он узнает об этом, Гертруда. Лучше уж не впутываться в это дело. С Бюннингом шутки плохи.

Пасторша смотрит на мужа, и в голове у нее бродят всякие мысли. Но она только кивает покорно.

— А почему все-таки он пришел именно к тебе?

— А к кому еще можно обратиться в деревне? — говорит пастор не без самодовольства…

Бюннинг идет домой. Он доволен. За все эти часы он ни разу даже не вспомнил о том обстоятельстве, которое, собственно, и придало ему сегодня такую прыть, а именно, что Стина Вендланд ждет ребенка и он, Бюннинг, его отец.

VI

Ханнинг живет со своей семьей в доме Кочерги. В маленькой комнатушке, сразу при входе налево, ночью спят дети. Здесь стоит только одна кровать, узкая походная койка. Во всей деревне рыбацкие дети до двенадцати — тринадцати лет спят вместе. Когда же они подрастают, а кровать не на что купить или некуда ее поставить, бросят им где-нибудь на пол мешок соломы, тут и спи. В конце концов человек создан не для спанья.

Днем в этой комнатушке плетут сети, это основное зимнее занятие рыбаков. Везет близнецам Гансу и Грете: здесь иногда даже топят. Евгению Штрезову незнакома такая роскошь. Нередко по утрам он просыпается оттого, что Фрида заворочается и весь снег, накопившийся на одеяле, сыплется в постель.

Сегодня Кочерга, Ханнинг и Боцман, как почти каждое зимнее утро, собрались и вяжут сети. Кочерга до сих пор никак не успокоится, все вспоминает о своей мудрой предусмотрительности в последний день лова.

— Что вы там ни говорите, а в старых преданиях есть свой смысл. В них заключается опыт. Не послушали меня, вот и нарвались.

— Угу, — говорит Боцман. — На кучу рыбы.

— А кого чуть не утопило бурей, а кто из последних сил, вопя от страха, едва добрался до Рокзее? Это все неспроста.

— Ясно, что неспроста. Мы вышли в море, когда другие уже поворачивали домой. А от страха, чтоб ты знал, никто не вопил. Даже Ис-Вендланд.

— Вот я и говорю, вы начали ловить, когда другие уже плыли к дому, и поэтому чуть не утопли. А вот почему вы тоже не повернули к дому, ну-ка? — спрашивает Кочерга и распрямляется.

Боцман спокойно вяжет ячею за ячеей.

— Болтаешь ты больно много, Кочерга. Уж наверно, не из-за твоей Линки Таммерт мы остались ловить.

— А из-за чего же тогда? — И поскольку Боцман оставляет вопрос без внимания, Кочерга продолжает: — Ну, так я тебе скажу. Потому что в этот день на вас было наваждение. А иначе как вам могло взбрести в голову заходить так далеко в море в такое время года? Наваждение было на вас, вы были малость не того.

— Будет тебе, — говорит Ханнинг. — Просто мы ничего еще не поймали, а Вендланд требовал денег…

— А Бюннинг перестал давать в долг молоко, и мы не знали, чем накормить детей. Потому и поплыли дальше. А то, что ты тут плетешь, это все бабьи сказки.

Кочерга некоторое время молчит, но потом, найдя утерянную нить, снова заводит все ту же песню:

— А что случилось дома, ну-ка? Разве мужу не следует быть дома, когда жена рожает?