Дурная кровь

Санторий в трепете остановился и всерьёз подумал, что не мешало бы упасть ниц. Из провалов в крыше тёк солнечный свет. Причём, вопреки всем возможным законам, не холодные зимние лучики, а медовые струи, какие ласково припекают макушки только в июле. По выщербленным стенам взбирались цветущие вьюнки, у которых мелькали пузатые пчёлы. Птицы щебетали с таким усердием, точно вломившаяся троица явилась проконтролировать качество их пения. Бессчётное количество насекомых, расправив крылышки, грелись на позолоченных солнцем камнях. И только арки многочисленных входов, заглатывающие друг друга, уводили взгляд в тёмное, таинственное и пустынное брюхо строения.

– Шварги тебя… – начал Верд, уронив челюсть, но вовремя вспомнил, что он невозмутим и циничен, и проглотил ругательства.

– Ой, смотрите! Солнышко! – Талла прильнула к стене и доложила: – Тёплая!

Санторий, не оборачиваясь, нащупал выступ у входа и опустился на него с видом человека, который мог бы рухнуть и прямо на землю.

– Снаружи солнце едва всходит, – слабым голосом проговорил он. – А здесь… – дрожащий палец указал на дыру в кровле, – здесь висит в том месте, где ему полагалось бы быть летом…

– И греет! – добавила Талла, по-кошачьи жмурясь и потягиваясь. Полушубок она скинула сразу же, так что свободные рукава рубахи соскользнули, обнажая хрупкие запястья. Верду стоило немалых усилий не стиснуть одно из них и не дёрнуть девку в тень, а то и накрыть сверху плащом: мало ли кто увидит?

Наёмник прикинул, как хорошо было бы оказаться в каком-нибудь привычном и спокойном месте. В дешёвой ночлежке, где засовы на двери скорее приглашение, чем запор от ушлых соседей, жадных до чужих кошельков; в тёмном переулке, где из-за угла может сначала показаться острие ножа, а потом уже фигура в неприметной одёже; посреди пьяной драки в харчевне, где невиновным прилетает едва ли не больше, чем зачинщикам; на поле брани, в конце концов! Лишь бы подальше от этого забытого людьми и богами храма, запертого в куске лета, как комар в смоле. И Верду совсем-совсем не хотелось думать, что глупой троице тоже не выбраться из вязкой липкой массы…

– Да иди ты, – отмахнулся он от Каурки, ткнувшейся мордой в ухо.

В отличие от людей, лошади восприняли внезапную смену времён года более чем благосклонно. Кляча уже вовсю жевала, наслаждаясь свежей зеленью и фыркая на встревоженно жужжащих мух, Каурка же ни с того ни с сего прониклась ответственностью боевого скакуна и норовила поддержать хозяина.

Санторий лепетал молитвы, перескакивая с благодарственной на обеденную и обратно:

– Всемогущие покровители, благословите неразумных детей своих, что оказались на этом столе…

– Санни! – не в первый раз гаркнул охотник. Служитель растерянно вскочил и сразу плюхнулся обратно. – Я сказал, надо проверить развалины. Наверняка какая-нибудь ещё дрянь… А ты куда?! Стой, дурная!

Перехватить Таллу удалось далеко не сразу. Девчонка сучила руками-ногами и порывалась первой отправиться на разведку.

– Интересно же! Ну чего ты? Верд, поставь меня! Если бы кто-то хотел нас скушать, он бы…

– Он бы подождал, пока сумасшедшая девка останется одна, и косточек бы от неё не оставил!

– А вот и оставил бы! Во мне костей много, всё сразу не съесть!

– Сиди смирно, сказал!

– Ты на лошадок погляди! Было б тут что страшное, они бы мигом почуяли! Правда, Каурушка?

Окликнутая лошадь повернулась на звук. Из угла её рта свисала гроздь вьюнка, подрагивающая в такт скрежету зубов.

– Да уж, сторож – лучше не придумать! Санни, чтоб тебя! Прекрати биться лбом о камни!

– О святые камни! – подметил служитель.

– И пригляди за этой ненормальной.

Извивающееся тело колдуньи перекочевало из крепких рук наёмника в менее крепкие руки служителя и сразу же ожидаемо освободилось.

– Я с тобой пойду!

– Сказал бы я, куда ты пойдёшь…

– Куда? – тут же заинтересовалась Талла. – Я схожу!

Охотник малодушно попытался присоединиться к битию головой о стену. В поисках путей отступления он осторожно высунулся за дверь. Холодный, мокрый, плесневелый туман сгущался в кольцо. Ни прорехи, ни щёлочки, чтобы мог проскочить человек или хотя бы тощая мелкая колдунья. Да и куда? Там, где туман таял и впитывался в землю болотистыми зеленоватыми каплями, начинался частокол из ёлок. С ближайших ветвей стекали мутные капли, дальние же гнулись под тяжестью снега. А белые комья то и дело срывались и падали вниз, задетые костлявым рыжеватым хвостом.

Никуда не деться. Никак не сбежать. Лишь сидеть в храме, по нелепой случайности отпугивающем неприятеля, и вторить молитве Санни.

– Ну как там? – Талла попыталась выглянуть из-за плеча охотника, но тот оттеснил её назад.

– Ждём, – кратко прокомментировал он ситуацию, хотя куда ближе к истине было бы «гадимся от страха» или «орём, призывая помощь».