Дурман

Она снова прильнула к стеклу: ей послышался какой-то крик из кухни. Или только так, почудилось? „Пойти посмотреть, а?“ — подумала, но потом отрицательно покачала головой. Страшно. А вдруг она обо всем догадалась да набросится на нее душить? „Нет, подожду пока! — успокаивала она сама себя, — там видно будет…“ Она вертелась на месте, глаза бегали с одного предмета на другой, как у безумной. „Может, лучше из дома уйти? К сестре a? Нет, так будет хуже. Отравила невестку, скажут, а сама бежать… Нет, нет, лучше дома сидеть, а когда все кончится, вот тогда можно поднять шум, людей созвать, будет волосы на себе рвать, причитать, убиваться, чтобы вся деревня сбежалась!.. Сколько времени прошло, а? Только не вернулись бы Иван с Пете… Нет, рано еще им возвращаться, до обеда еще далеко, а они там пообедают…“

В доме стояла тишина. По двору расхаживали куры, роясь в мусоре, петух прокукарекал, и вдруг хлопнула калитка. Собака залаяла, бросилась к воротам, потом снова вернулась. У старухи все оборвалось внутри. „Ох, только бы не Иван!“ Она была уверена, что он поднимет всех на ноги, бросится спасать невестку, и телегу найдет в город к доктору везти, если еще не поздно… Ну, а если она уже остыла, тогда… Что он скажет, будет молчать или… Последнее время он очень переменился, совсем другой человек стал, она видела. И не удивилась бы, если бы он схватил ее за шиворот и закричал в ярости: „Это ты все натворила, да?“ Старуха похолодела: „Да, он это может теперь, совсем рехнулся…“ И потащит ее в общину. Только он один может догадаться, чьих это рук дело…

Ей стало дурно. Держась руками за раму, она осела вниз. Но вдруг вскинулась, как ошпаренная: ей почудились шаги в кухне.

— Господи, пропала! — застонала старуха, корчась, как от острой боли в животе.

Но в кухне была одна только Тошка. Она высыпала половину пакетика перца в вино, размешала ложкой, постояла немного, глядя в миску, усмехнулась и снова развернула пакетик. „Выпью-ка я весь, не отравлюсь же!“ — подумала она, высыпая в вино остаток. Это лекарство ведь дала ей свекровь. Ей хотелось выздороветь поскорее, чтобы и та была рада, хотелось угодить старой, сделать ей приятное. Поэтому решила выпить все до капельки. „Я ведь тебе говорила, дочка, — одобрит она ее, — от этой инфлюэнцы, от простуды, — это первое лекарство“. — „Но как выпить? На голодный желудок или как? — подумала она, но потом решительно поднесла миску к губам: — Ведь это как лекарство лучше всего не евши принять“.

Вино было холодное, первые глотки так и резанули по горлу. Но от черного перца ее бросило в жар. Она немного передохнула, держа миску в руках, перевела дух и потом выпила все вино до капли. К приятному, резковатому вкусу вина примешивался какой-то особый и едва уловимый привкус. Но Тошка не обратила на это внимания. „Верно, от бочонка привкус, — подумала она и усмехнулась. Ишь ты как согрело вино-то“. Теплая волна медленно разливалась в груди, по всему телу, приятная истома мягко и незаметно смежила веки, ее клонило в сон.