Дульсинея Тобосская

- Эти места, о небо, я выбираю, чтобы оплакивать посланное мне тобою несчастье! О одинокие деревья, друзья моего одиночества! Преклоните слух к стенаниям несчастного любовника! Не мешайте мне роптать и жаловаться на жестокий нрав прелестной мучительницы! Восплачьте вместе со мною над горестным моим уделом.

Привлеченные громкостью и разнообразием этих стенаний, отвергнутые кабальеро подходили и слушали.

- О Дульсинея Тобосская, день моей ночи, блаженство муки моей, звезда моей судьбы! Да вознаградит тебя небо счастьем и пошлет оно тебе все, чего ты у него попросишь! (Альдонса отерла слезу). О чем ты думаешь в эту минуту? Может статься, ты думаешь о преданном тебе рыцаре? Каким блаженством ты воздашь за мои страдания? Каким покоем - за мою заботу? Какою жизнью - за мою смерть?..

Было тихо. Слабо шумели деревья, слабо рокотал ручей - но это тоже была тишина.

Альдонса сказала поклонникам:

- Видите, как хорошо мы провели время без ваших ненужных криков? Так мы могли бы собираться каждый вечер.

- Смешно спорить, Дон-Кихот Ламанчский, - достойный пример для всей нашей аристократической молодежи, - сказал поклонник.

- Но мы, как бы ничтожны ни были, - живы. А он, один из славнейших людей, которые когда-либо появлялись на земной поверхности, - скончался, сказал другой поклонник.

- О, несравнен..., - начал еще один.

- Перестань.

- О, прекрас...

- Сказала, хватит.

- Нет его. Умер великий сын Ламанчи.

- Погребен. Почил.

- Лежит, вытянувшись во весь рост, и не может больше выехать с копьем на осиротевшую землю.

- Подойди-ка, Бенито. Опять порван плащ? Дай зашью, - сказала Альдонса.

- Не стоит, я заколю его булавкой.

- Он дальше поползет, потом и вовсе не зашить. Поклонник, стесняясь, снимает плащ.

- Да ты штаны прожег! Ну вот, надо ставить заплату. Скажи Кристине, чтобы в следующий раз принесла кусок желтого сукна. (Зашивая плащ) Антонио, что ты смотришь в котел? Ты голоден?

- Нет.

Альдонса достала кусок мяса: Возьми.

- А мне? - сказал еще один поклонник.

- А тебе Бенито даст.

- Не дам.

- В прошлую субботу Антонио тебе давал пирог?

- А в воскресенье я ему дал бобов.

- Тогда я не буду зашивать тебе плащ. Поклонник Бенито, ворча, поделился едой.

- А ты, Антонио, скажи, чтобы Беатриса приносила тебе не сладости, а мясо, тогда тебе не придется попрошайничать. Ну, идите, укладывайтесь спать. Фернандо, у тебя все еще нет одеяла?

- А я плащом укрываюсь.

- Да он не греет совсем, схватишь люмбаго и согнешься пополам. И потом, ты же его мнешь, гладить тут негде.

- Доброй ночи, Дульсинея.

- Доброй ночи, несравненная.

- Спокойной ночи, жестокая...

- В десять часов всем спать, я проверю. И стенать ночью не надо.

Поклонники для приличия выразили недовольство.

- Я все равно сплю и ничего не слышу.

Когда все разошлись, она сказала, обращаясь к Санчо:

- Иной раз думаешь: выбрать кого-нибудь из них - и дело с концом. Только знаешь, чего я боюсь? Женится он, а ничего особенного во мне не найдет. И разозлится, что так по мне убивался. И станет потешаться надо мной и всем рассказывать...

- Да ведь мой господин еше больше по тебе убивался.

- Он надо мной не посмеялся бы. И потом, я ведь первая у него была бы? Если ты не наврал.

- Первая, первая. Да и последняя, пожалуй.

- Он ведь умер - так сладкого и не знал? - смущаясь и жалея сказала Альдонса.

- Так и почил.

Из темноты донеслись возгласы: "Что?..", "Кто?..", "Где?..".

К костру вышел Луис, медлительный, вялый.

- Там какие-то люди...

- Это ничего, это неважно...

- Здравствуйте, Санчо. Вы просили меня прийти сюда. То есть, это вы просили меня прийти?

- Простите меня за то, что я сказала, будто Дон-Кихот был выше вас, попросила Альдонса.

- Я не обиделся.

- Я подумала, что вы могли бы здесь отдохнуть. В горах и долах можно без помех предаваться размышлениям...

- Но для этого нужна чистая совесть. А я сейчас терзаюсь угрызениями совести. Может быть, вы, Альдонса, и вы, Санчо, праведней меня и потому не терзаетесь угрызениями совести? Или вы тоже терзаетесь, как и я?..

- Я - как и вы.

- Что - как и я?

- Тоже терзаюсь.

- Но вы, наверное, не так терзаетесь.

- Наверно, не совсем так.

- Парень запутался в собственных подтяжках. Нет, Альдонса, эта блошка не для твоей постели, - сказал Санчо.

- Не берись, дуролом, рассуждать о том, чего не в силах понять своей нестриженой башкой! Иди лучше присмотри за козами, у этих разгильдяев они разбегутся. И не возвращайся сюда, безбожник, покуда я сама тебя не позову!

Санчо, ворча, ушел.

- Говорите, Луис...

- Понимаете, что меня мучает... Не является ли мое стремление к праведности лишь гордыней?

- Нет! Не является! - убежденно сказала Альдонса.

- Но может быть, я просто считаю себя лучше своих ближних?

- Нет! Вы не считаете этого!

- Но кто поручится...

- Я поручусь.

- Вы же не знаете, что я хочу сказать!

- Я знаю о вас почти что все. Вы даже можете ничего больше не говорить. Бедный мой. Так мучается. Не надо, зачем это! Хотите, я буду вас успокаивать? Только ничего не надо стыдиться. Говорите мне все, и тогда все можно уладить. Мне почему-то кажется, что со мною вам было бы хорошо.