Друзья и недруги. Том 2

– Помог, чтобы насладиться местью, а не из благих побуждений, – усмехнулся дядя Роджер. – Графа Роберта он ненавидел и, думаю, продолжает ненавидеть, леди Марианны домогался и не получил – у твоего мужа был собственный интерес в том деле, Беа. Он приехал во Фледстан к полудню следующего дня, дотошно расспросил меня обо всем, дважды уточнив, уверен ли я, что леди Марианна пыталась бежать в свои комнаты. Знал он раньше или, слушая меня, догадался о потайном ходе и где этот ход – Бог весть! Во всяком случае он расположился там. Но прежде Гай пожелал увидеть леди Марианну и осведомился, где ее найти. Я ответил, добавив, что и он может ею попользоваться.

– Зачем же ты предложил ему такое? – прошептала я холодными, как льдинки, губами.

Дядя Роджер пожал плечами:

– Мерзко чувствовал себя, Беа, понимая, что сотворил гнусное деяние, но не посмел в том признаться себе. Ярость остыла, сменилась похмельем: я много выпил ночью. Разговаривая с Гаем, я ненавидел его и хотел, чтобы он понял: месть не всегда так сладка, как может казаться, – посмотрев на меня, дядя Роджер угадал не заданный вслух вопрос и отрицательно покачал головой: – Он отказался, если тебе станет от этого легче.

Вот теперь в моей голове все окончательно сложилось: и давние догадки, отвергнутые дядей Гесбертом, и противоречивое участие Гая в этой истории, если верить словам дяди Роджера. Да, мне стало легче от того, что Гай отказался, но не настолько, чтобы я смогла свободно дышать. Ведь Гай был творцом того страшного замысла! И все же поверить в такую изощренную, хладнокровно обдуманную месть было немыслимо, о чем я и крикнула, задохнувшись в приступе кашля.

– Чему ты не веришь? – спросил дядя Роджер, когда я справилась с приступом.

– Конечно, Гай не самый добрый и праведный человек, но в то, что он способен на такое коварство, я поверить не могу!

– Не самый добрый человек? Но и не самый злой? Моя бедная маленькая Беа! Ты веришь в его доброту, после того что он сделал с тобой? Тебе двадцать лет, а ты выглядишь так, словно тебе давно за сорок.

Дядя Роджер посмотрел на меня с таким состраданием, что я едва не заплакала.

– Это ее вина! Из-за нее он не смог мне простить, что я поставила под угрозу жизнь нашего сына, которого в ту пору носила под сердцем!

– Беа! Гай не смог тебе простить, что из-за тебя был вынужден освободить графа Роберта, – сказал дядя Роджер. – Только это.

– Ты хочешь сказать, моя жизнь его мало волновала? И если бы она перерезала мне горло, как и грозила, он бы и бровью не повел?

– Она ведь не причинила тебе вреда, даже не поранила, – мягко возразил дядя Роджер. – И, прости, Беа, она имела право угрожать твоему мужу, хотя ты, конечно, была ни при чем.

– Что же дало ей такое право?

– Потеря собственного сына. В Лондоне Гай случайно перехватил гонца ее брата, заполучив в свои руки письмо графа Линкольна. Он ведь знал слабое место леди Марианны – любовь к брату и тревогу за его жизнь. Было время, когда она доверяла Гаю, считала другом, вот он и воспользовался былым доверием. Вернувшись в Ноттингемшир и узнав, что граф Роберт женился на леди Марианне и она ждет ребенка, Гай устроил ей западню, заманив в нее письмом сэра Реджинальда.

– И что было потом? – напряженно спросила я.

– Он хотел, чтобы она в свой черед послужила приманкой для графа Роберта. Леди Марианна сама по себе была такой приманкой, но твой муж, Беа, пожелал, чтобы она осознанно предала графа Роберта, написала ему письмо под диктовку Гая. Когда же она отказалась, он приказал пытать ее.

– Такого не может быть! – воскликнула я.

– Но так было, Беа. Я долго стоял, незамеченный, слушал, как Гай стращает леди Марианну, видел, с каким упорством она держится, не поддаваясь угрозам. Признаюсь, в те минуты я позавидовал графу Роберту. Как она любит его! Так сильно, что предпочла муку и смерть, но не предательство. Мне стало жаль ее. Я подал голос, обнаружив себя, попытался уговорить ее. Она отвернулась. А Гай… Гай предложил мне стать ее палачом, и на этот раз отказом ответил я. Вот так, Беа.

Цепляясь за последние крохи былого образа Гая, который я вопреки всему продолжала хранить в своем сердце, я с чувством, близким к отчаянию, сказала:

– Я не смею оскорбить тебя недоверием, дядя. Но кто бы разрешил Гаю отдать под пытки благородную даму, к тому же пребывавшую в тягости?!

– Разве Гай когда-нибудь нуждался в чьих-то разрешениях? – с горечью возразил дядя Роджер. – Она выжила после пыток, но ребенок… Сына она потеряла.

Вот почему и она, и другие стрелки так странно смотрели на меня, когда я напомнила ей, что из-за волнений она преждевременно разрешилась мертвым ребенком! А Джеффри? Он тоже сказал, что волнения леди Марианны были особого рода, ничуть не похожими на те, что я испытала в Руффорде. Вокруг меня происходили страшные события, в которых принимали участие хорошо знакомые мне люди, мой собственный супруг, наконец, и только я пребывала в неведении…

– Дядя, почему ты сегодня решил рассказать мне об этом?