Друзья и недруги. Том 2

– Отныне ты не смеешь покидать замок без моего разрешения. В тягости ты или нет, здесь я или в Ноттингеме, не вздумай ослушаться. И не льсти себе мыслью, что меня заботит твоя безопасность. Я стыжусь тебя и не желаю, чтобы ты показывалась на людях, вызывая смешки и жалость. Женщина, которой я дал свое имя, не имеет права быть жалкой, а ты жалкая, Беатрис.

С этими словами, не простившись со мной, Гай ушел. Дрожа всем телом, я зарылась в подушки и проплакала до утра, с наступлением которого у меня началась новая жизнь, и ни одной женщине в мире я не пожелала бы такой жизни – ни одной, за исключением леди Марианны. Я возненавидела ее с новой силой, и с каждым днем моя ненависть к ней росла. Я влачила горестное одинокое существование, хотя Гай неотлучно пребывал в замке, забросив дела Ноттингемшира, оставляя без ответа призывы сэра Рейнолда. Помня, как он назвал меня жалкой, я всеми силами старалась его разуверить в подобном мнении, держалась на людях с достоинством и приветливой улыбкой. Наверное, у меня плохо получалось, потому что губы Гая то и дело кривила презрительная усмешка. Когда он смотрел на меня, его глаза оставались холодными. До разговоров со мной он не снисходил. От служанок я узнавала, что по вечерам он пьет слишком много вина.

Не выдержав пытки отчужденностью, которой Гай подвергал меня, я унизилась до того, что однажды выплакала свою боль Джеффри, попросила слугу вступиться. Джеффри был очень тактичен, попытался убедить меня в том, что мой брат – более пригодный посредник в делах между мной и Гаем. Но я не слушала его, пребывая в полном отчаянии. К нам больше не приезжали гости, и Брайана я не видела с того рокового дня.

Не знаю, предпринял что-то Джеффри или нет, но Гай вдруг стал навещать меня перед сном. Мне очень хотелось верить, что он приходит по собственному желанию. Было слишком унизительно думать, что его визитам я обязана заступничеству Джеффри. Гай не задерживался надолго, осведомлялся о моем самочувствии, спрашивал, не нуждаюсь ли я в чем-либо, целовал меня в лоб и уходил. К счастью, я хорошо себя чувствовала, ребенок в утробе рос и начал шевелиться. Когда я сказала об этом Гаю, он даже приложил ладонь к моему располневшему животу и, почувствовав движение ребенка, улыбнулся неожиданно тепло. Эта улыбка вернула надежду, что однажды Гай простит меня и вернет мне свое расположение. Только бы родить ему сына, а не дочь, и я горячо молилась о сыне денно и нощно.

В самом конце лета Гай куда-то отправил всю свою дружину во главе с Джеффри, не оставив даже малого числа ратников для охраны замка, а через несколько дней и сам покинул его. Поскольку большая часть дружины вернулась, я узнала, что король Ричард сейчас пребывает в Англии, и ратники Гая принимали участие в штурме Ноттингема, не пожелавшего открыть ворота законному государю. Конечно, сэр Рейнолд всегда был преданным сторонником принца Джона, но не на погибель же себе самому! Еще одним удивительным обстоятельством было то, что вместе с королевскими войсками на стенах Ноттингема сражались и стрелки вольного Шервуда.

Наконец Гай возвратился в замок. Он был очень мрачен, и я побоялась подступиться к нему с вопросами. Но он сам поведал мне, что был в Ноттингеме, куда его вызвал король.

– Как он обошелся с тобой? – отважилась спросить я. – Милостиво?

– Более милостиво, чем с тестем твоего брата. Сэра Рейнолда ждет заточение, и, учитывая его возраст, полагаю, что там он и окончит свои дни. Я всего лишь остался не у дел – за то, что уклонился от участия в осаде и штурме Ноттингема.

– Но ведь ты направил к Ноттингему своих ратников, всех до единого!

– Ричард посчитал это недостаточным проявлением преданности ему, – ответил Гай и замкнулся в молчании.

От ратников я знала, что граф Хантингтон в отличие от Гая наравне со своими стрелками принял участие во взятии Ноттингема, и мне очень хотелось узнать, какую награду он получил от короля. Но спрашивать об этом Гая было бы верхом безрассудства, и я не спросила. Он вдруг сам сказал без всяких вопросов:

– Наибольшей милости Ричарда удостоился Роберт Рочестер. Полное и безоговорочное помилование ему и тем, кто был с ним в Шервуде, возвращение всех владений, подтверждение графского титула. Король прямо-таки очарован им, как и его супругой. При штурме Ноттингема он принял ее за юношу, увлек в битву к воротам, а узнав после, кто она, был чрезвычайно обескуражен. Он ведь едва не посвятил ее в рыцари, настолько был покорен ее доблестью и отвагой! Чтобы искупить свою оплошность, он преподнес ей в дар графские регалии из золота с рубинами, в которых она и была на обеде у короля.

Пока он говорил о леди Марианне, его голос непривычно смягчился, глаза засияли, а на губах появилась такая нежная улыбка, которой он ни разу меня не удостаивал, даже в день нашей свадьбы. Не сводя с Гая глаз, я прошептала:

– Ненавижу!

Как ни тихо я произнесла это слово, Гай услышал и, бросив на меня насмешливый взгляд, осведомился:

– Ты ненавидишь? Не ожидал, что ты способна на ненависть! Кого, Беатрис, и за что?