Друзья и недруги. Том 2

– Разумеется, нет, – сказал Реджинальд, прочитав в глазах Джеффри безмолвный вопрос. – Гвендолен мыслит сама скрестить меч с Бэллоном, и я пока не стал разубеждать ее, чтобы она не отважилась на какой-нибудь безрассудный поступок. Пусть обучается, Джеффри, если умение владеть оружием дарует ей хоть какое-то утешение. Когда же дойдет до дела, тогда я ей объясню, что она должна выдвинуть обвинения против Бэллона в присутствии самого короля – и с нее довольно. Ей для этого потребуется изрядное мужество, но, уверен, она не дрогнет.

Больше он ничего не сказал, но Джеффри все понял без слов. В поединок с Бэллоном вступит сам граф Линкольн, чье сердце горит таким же гневом, как и сердце Гвендолен, не остывшее за прошедшие годы и в малости. Заметив стальной блеск в жестко прищуренных глазах брата леди Марианны, словно граф Линкольн видел перед собой Брайана де Бэллона, Джеффри окончательно уверился, что все понял правильно. Но при всем уважении к графу Линкольну он усомнился, что тот одолеет Брайана де Бэллона. Граф ежедневно брал в руки меч, но ратные тренировки совсем не то, что поединок не на жизнь, а на смерть. Бэллон моложе графа, он искушенный и опытный турнирный боец, а кроме того, не побрезгует прибегнуть к какой-нибудь низости, чего граф Реджинальд никогда себе не позволит. Для поединка с Бэллоном нужен другой противник, более молодой, и на языке у Джеффри вертелось имя Дэниса Рочестера. Но, помня о решении графа отгородить Гвендолен от всех, кто был с ее отцом в вольном Шервуде, а значит, и от Дэниса, он промолчал. До суда над Бэллоном еще добрых четыре года, и когда пробьет час, тогда и выяснится, кто поддержит обвинения Гвендолен.

Пока же он начал занятия, и Гвендолен с азартом приступила к обучению, не пропуская ни одной тренировки. Наблюдая за ней, Джеффри убедился, что она и впрямь талантлива в воинском деле. Гвендолен очень быстро догнала в навыках владения мечом Грифида, которого Джеффри считал своим лучшим учеником. Конечно, она уступала Грифиду в силе, но только в ней и ни в чем другом.

Луизу же совершенно не интересовало все, что было связано с оружием. Ей исполнилось пять лет, и она погрузилась в занятия с учителями. Джеффри сам научил ее читать, когда Луизе было всего три года. Книжная премудрость ей давалась легко. У девочки была удивительная память, и она могла слово в слово повторить любой урок.

Луиза была тоже талантлива, но ее талант проявлялся в лечении и приготовлении лекарств. Однажды сильно простудившись, Луиза сама, несмотря на жар, кашель и головную боль, приготовила для себя жаропонижающий сбор из трав. Отвар из сбора сделала Гвендолен – на это у Луизы уже не хватило сил, да Джеффри и не выпустил бы ее из постели.

Тревожась за девочку, он провел возле нее бессонную ночь, не снимал ладони с ее горячего лба и сам поил ее отваром. Следующую ночь Джеффри снова приготовился к ночному дежурству.

Когда все в Стэйндропе отошли ко сну, он придвинул кресло вплотную к кровати Луизы. Днем он урвал для сна пару часов и был уверен, что не поддастся сонливости до утра. Но вдруг по комнате пронеслось легкое дуновение, почувствовав которое, Луиза широко распахнула глаза и замерла в предвкушении. Джеффри, напротив, не успев опомниться, погрузился в глубокий сон. Скосив глаза на верного стража, Луиза тихо сказала:

– Он уснул.

Дверь в комнату приоткрылась, вошла молодая женщина в длинном платье из тонкого полотна. Светлая россыпь волос ниспадала до расшитого золотом пояса, струилась по плечам и спине золотистыми волнами, завиваясь на кончиках прядей в крупные кольца. Женщина держала высокий серебряный кубок, над которым вился едва заметный парок. Луиза вскочила на колени и протянула к ней руки.

– Матушка! – прошептала она.

Поставив кубок на стол, Марианна села рядом с Луизой на кровать, укутала дочь в теплое покрывало и взяла на руки. Приложив губы к ее лбу, она огорченно покачала головой:

– Горишь, детка! Набегалась на сквозняках?

Луиза потерлась лбом о ее руку, вскинула голову и посмотрела на мать сияющими от счастья глазами, такими же светлыми и серебристыми, как у самой Марианны.

– Сейчас выпьешь отвар, что я приготовила, – сказала Марианна, поднося кубок к губам Луизы. – Кашель смягчится, а жар убавится.

– А я усну, – в тон ей продолжила Луиза, пытаясь отвернуться от кубка. – И ты сразу уйдешь.

– Нет, моя милая, – улыбнулась Марианна и поцеловала дочь. – Я пробуду с тобой до рассвета. Ты будешь спать у меня на руках, а я стану тебя баюкать и петь колыбельную. Так что смело пей отвар.

Луиза шумным вздохом выразила радость, которую ей доставили слова матери. Она послушно выпила горьковатую жидкость, повозилась на руках у Марианны, устраиваясь поудобнее, и прижалась золотистой головой к груди матери.

– Если бы можно было позвать сейчас Гвен! – сказала она просительным тоном, не слишком надеясь на согласие.

Так и вышло. Лицо Марианны подернулось дымкой печали, и все же она твердо покачала головой:

– Ты же знаешь, Лу: то, что можно тебе, для Гвен всегда останется под запретом.