Тридцатилетним монахом Илларион не смог удержать свое сердце от любви… Не смог укротить его молитвами и плачем отчаяния, ослабел волей, когда в него, монаха, влюбилась молодая прихожанка, жена киевского кожемяки. Оставшись однажды после вечерней исповеди в пустом храме, она заговорила с Илларионом, и он сам не заметил, как оказался в ее жарких объятиях. Впервые познавший огонь женских губ, он только успел подумать: «Господи, помилуй!» – и едва вырвался из тепла дышавшего желанием тела. И потом, когда она ушла, он понял, что начинается время страшных искушений. Илларион не мог ни о чем думать, кроме Ирины. Молитва не шла, тихий и смиренный голос, всегда так мудро и успокаивающе говоривший в душе его, исчез. А на смену этому голосу пришел зычный и требовательный глас плоти. Илларион страстно желал Ирину и, чтобы побороть страсть, изводил себя телесными мучениями и голодом. Руки его покрылись ожогами от свечей, лицо осунулось, ранее такие ясные и глубокие мысли перепутались. Он плакал по ночам от своей неспособности побороть чувство и молил Господа о спасении. Ирина еще несколько раз наведывалась в храм, но что-то не давало ей снова переступить запретную черту, и однажды она исчезла навсегда. Пришло время, и опомнился молодой монах, понял, как уязвима его душа перед искусителем и как неустанно ее надо укреплять для новых схваток. Тогда встал Илларион перед иконой Божьей Матери, бессчетные дни и ночи непрерывно молился, не поднимаясь с колен, прося о милости, а когда встал, была в нем новая крепость для борьбы с грехом.
«Простит ли мне Господь тот страшный грех? Страшный грех, который сам себе не прощу никогда. Боже мой, как же слаба человеческая душа. Как незаметно она отдается требованию плоти, в какую бездну она может завести человека!»
В ночь на Воскресение Христово Илларион молился, стоя на коленях на разостланном кожушке, обратившись лицом к киевским храмам. Душа его наполнялась радостью оттого, что снова повторяется Божественное чудо, дающее надежду всем людям, и тлела боль оттого, что сам он не сумел достойно пронести возложенные на него тяготы монашества.
«Боже, милостив буди мне грешному», – в последний раз прозвучало в его голове, когда до откоса долетел праздничный перезвон Софийского собора.
Глава 12
1985 год. «Вирус»