В общем, не случилось того, чего Воронник больше всего боялся: никто не стал вытягивать из него секретов. К нему отнеслись с пониманием и обещали помочь. Проработав в разведке пятнадцать лет, Воронник, конечно, знал, что на этом дело не закончится. Но ему очень хотелось верить в то, что он найдет какой-то третий путь, который позволит сохранить лицо. И он согласился на очередную встречу, имея в виду продажу американцам не того, о чем они попросят, а того, что он сам решит продать.
На следующую встречу вместе с Виллисом пришел сотрудник боннской резидентуры ЦРУ Ник Кулиш. Разговор состоялся в лесной гостинице неподалеку от Бонна. Геннадий в течение трех часов сдавал все, что он знает. Информация исходила из него каким-то неконтролируемым, вольным потоком, и два американца, сидевшие напротив с двумя включенными портативными магнитофонами, все это время боялись прервать его.
«Что со мной, – думал он, слушая собственный голос, – я ли это?» Воронником владело чувство отчаянной безнадежности и одновременно – легкости. «Пропади все пропадом, – звучало в его голове, – будь, что будет».
Он легко выдал святое святых – данные на нелегалов, с которыми поддерживал связь. Воронник не знал этих людей, они были для него инкогнито. Зато он встречал их лично, знал, на какие адреса поступает их корреспонденция, где для них подготовлены явки – и все это было государственной тайной. Нелегалы – самые оберегаемые сотрудники советской разведки, ее гордость. Практически ни одна разведслужба в мире не имеет такой сети, состоящей из собственных граждан, но ничем не отличающихся от граждан тех стран, в которых они выполняют оперативные задания. Нелегальная сеть становится опорой разведки в период кризисов и во время войны. Только ГДР могла похвастать тем, что ее нелегальная сеть была эффективней советской на территории Западной Германии. Но ведь немцу не надо учить немецкий язык и притворяться немцем. Достаточно получить профессиональную подготовку и проникнуть в ФРГ. Во всех других странах нелегалы советской разведки представляли собой уникальную и эффективную тайную силу, способную решать самые серьезные задачи.
В конце встречи Кулиш, уже окрестивший Воронника в переписке «Вирусом», внимательно опросил его о тех сотрудниках резидентуры, которые работают по американцам. Он удовлетворенно улыбнулся, когда Геннадий назвал в качестве главного разработчика ЦРУ Данилу Булая. Это подтверждало искренность «Вируса» в сотрудничестве с агентством. Можно было двигаться дальше, и перед Воронником было поставлено задание в сжатые сроки выявить контакты Булая из числа американцев. При этом особый акцент делался на военнослужащих армии США.
Геннадий с непонятным самому себе злорадством воспринял задание. У него были неплохие отношения с Булаем, и, казалось бы, с какой стати злорадствовать. Только лежа бессонной ночью в постели, он понял, в чем дело. Слишком правильный он, этот Данила. Слишком круто кувыркается в стремлении сделать свое дело. Этакий внучок Дзержинского. Есть смысл подлить ему маслица под ноги, чтобы не заносился. Не одному же Вороннику жить мерзким червяком, пусть и Булай в дерьме поваляется.
«Вирус» стал активно отслеживать поведение Булая и частенько под разными предлогами заходить в кабинет, который тот делил с Кренделем и еще одним сотрудником. Но интересного ничего не видел, так как делопроизводство в резидентуре было поставлено должным образом. Брошенных документов на столах не валялось. Начинать с Данилой дружбу он не хотел, так как это выглядело бы неестественно. Если бы это произошло сразу после приезда Булая в Бонн, тогда другое дело. А теперь, когда столько времени проработали бок о бок, лишь изредка перекидываясь приветствиями…
И все-таки ему вскоре повезло. Видимо, сидела какая-то нечистая сила в копировальном помещении, где Данила переснимал полученные от «Столбова» документы. Ксерокс затемнил несколько копий, и Булай пустил их в бумагорезку. Вообще-то, это нарушение инструкции, однако он знал, что в конце рабочего дня придет дежурный и оттащит бумажные опилки в топку.
Геннадий, карауливший каждый его шаг, услышал, как в копировалке несколько секунд гудела бумагорезательная машина, и когда Булай покинул помещение, заскочил туда и вытащил из накопителя ком бумажных обрезков, напоминающий мочалку из узких извилистых полосок.
На следующий день он передал их Кулишу, а еще через две недели экспертиза ЦРУ восстановила титульный лист секретного документа, на котором стоял штамп воинской части и номер экземпляра. Выявить советского агента теперь было делом техники.