Он любил свой край тихой и бездонной любовью отшельника. Любовью, которая помогает дышать и слышать счастливый стук сердца, будто являющегося частичкой этого прекрасного бытия. Может быть, Господь подарил нам свою веру потому, что мы умеем любить? Каков бы ни был русский человек плох и греховен, любить он может как никто другой. А это очень важно. Не умеющий любить жизнь, не полюбит и Господа и однажды предаст его. Словно гулкий бубен ударил в голове монаха: «Постой, раб Божий, – подумал Илларион, – не слишком ли высокого мнения ты о способности русских любить, не говорит ли в тебе гордыня? Уж так ли они превосходят своей сердечной добродетелью другие народы? Ты ли не видел в своей долгой жизни совсем обратного поведения русского человека?» Илларион закрыл глаза, углубился в воспоминания и обратился к тому дню, когда все начиналось. Тогда, семьдесят лет назад, здесь, на краю откоса стояли языческие идолища. Посреди возвышался огромный Перун с серебряной головой и золотыми усами, а вокруг торчали Даждьбог, Стрибог, Симаргл и Макоша. Все они появились здесь по указам князя Владимира, отмечавшего таким образом победы над камичами, радимичами, камскими болгарами и другим неприятелем. Земля вокруг этих языческих богов осквернялась не только кровью животных. Было в обычае русов и убиение людей для ублажения злых духов.
В день Крещения он был пятилетним мальчиком, но хорошо запомнил эту картину. Вон там, на возвышении, сидели на конях князь Владимир и его молодая жена в окружении дружинников. Владимир собрал народ на берегу Днепра для крещения – не приказом, а просьбой собрал, сказав лишь: «Кто сюда не придет – тот не друг мне». И пришел весь Киев, и велел он своим воинам рубить идолища. А огромного деревянного Перуна привязали к лошадям, таскали по земле и избивали дубинами.
Кое у кого из княжеских приближенных, наверное, екнуло тогда сердечко: глумиться над языческими божествами на глазах у язычников – дело опасное. Киевляне – люди вольные. Взбунтуются – много будет крови. Но не таков был Владимир, чтобы от своих решений отступать. И оцепенело смотрели горожане, как разлетаются в щепки их боги под топорами княжьих людей, как неколебимо грозен сидит князь на своем коне, созерцая эту расправу и держа в руке тонкую ладошку жены, с которой венчался в церкви, построенной его бабкой, княгиней Ольгой.