Дровосек

Илларион с трудом преодолел последний отрезок крутой тропы, ведущей от Днепра в пещерку, опустился на приступок и вытер с лица пот. По телу растекалась неодолимая усталость, сердце билось неуверенными, прерывистыми толчками. Хотелось закрыть глаза, ничком лечь на землю и ни о чем не думать. Телесная слабость неизбежна в старости, ему же стукнуло семьдесят пять лет – возраст, до которого мало кто доживает на киевской земле. А вот он дожил с Божьей помощью, хотя испытал на своем веку немало. Свою пещерку Илларион выкопал давным-давно, еще будучи пресвитером церкви Святых Апостолов в Берестове. В ту пору молодой священник время от времени уединялся в этом убежище, чтобы обдумать накопившееся на душе, связать вместе мысли о жизни и о Боге. Здесь, в стороне от людей, было написано его «Слово о законе и благодати». Потом его призвали для больших дел, но, словно по Высшему промыслу, вокруг пещерки стали множиться обители новых затворников, и в летошний год великий князь распорядился строить над ними церковь, чтобы образовать монастырь. А Илларион в конце пути снова вернулся в пещерку завершать отпущенное ему земное время.

Старик смотрел на речные просторы, такие привычные и знакомые его зрению. Вон там, неподалеку, он много лет окормлял православных христиан, был замечен Ярославом Мудрым, и по его воле стал первым русским митрополитом Киевским. В ту пору отошел к Господу митрополит Феопемпт, и великий князь не стал дожидаться его преемника из Константинополя. Он был обижен на греков за коварное нападение на Русь тремя годами ранее и за издевательства над русскими пленными. Видно, дал себе слово Ярослав не забыть Византии ее жестокости, когда увидел восемьсот своих воинов, возвращенных из плена с выколотыми глазами.