Драгоценность в черепе

А один царедворец
Молодой стихотворец,
Судьбою лелеем,
Умащен елеем,
В лавровом венке
И с лютней в руке,
В рубинах, алмазах,
Опалах, топазах,
В парче златотканой,
С улыбкой жеманной…

— Вам нехорошо, милорд? — наклонившись к Хокмуну, обеспокоенно спросила Иссольда.

— Со мной все в порядке, спасибо.

Сейчас он встревоженно спрашивал сам себя, не прогневал ли он чем лордов Гранбретании и не дали ли они Черному Камню жизнь. Перед глазами у него все поплыло….

Без чувств распростерся
Среди мостовой.
Гудели тромбоны,
Им вторил гобой.
Под звуки осанны
В сей миг император
По телу прошествовал
В туфлях из злата.
Не дрогнула смертного бога стопа,
Вокруг восхищенно ревела толпа…

Сейчас Хокмун видел лишь фигуру и лицо Богенталя и не слышал ничего, кроме ритма и рифм баллады. И еще он удивлялся их очарованию. Даже если предположить, что Богенталь действительно хочет околдовать его… Хокмун не понимал, зачем ему это понадобилось….

В этот день великий город
Был гирляндами украшен
А из окон,
Острых башен,
Дети розы рассыпали,
Гиацинты и пионы.
На мощеные дорожки
Вниз со шпилей, с парапетов
Градом падали букеты
Желтых лилий
И фиалок.
И нередко
В упоении
Человек бросался с крыши
Пред идущим
Глаукомой…

Хокмун сделал большой глоток вина и, уставившись на продолжавшего читать поэта, глубоко вздохнул….

Зажглась звезда,
Взошла луна,
И гимн пробудил
Серафимов
От сна.
Но солнце, чей жар не угас,
Зари отдаляло час.
Был близок тот миг,
Когда царь владык
Достигнет священных руин,
Не зная, что он один
Вправе обряд отменить,
Прервав вековую нить…

Хокмун судорожно вздохнул, как человек, неожиданно угодивший в ледяную воду. Иссольда рукой прикоснулась к его мокрому от пота лбу. В ее ласковых глазах читалось беспокойство.

— Милорд…

Хокмун завороженно смотрел на Богенталя….

Он прошел через портал,
Колоннаду миновал.
Звезды в небе загорались,
Без конца тромбон играл,
Храм дрожал, и
Запах амбры
В жарком воздухе витал…

Хокмун смутно чувствовал прикосновение Иссольды, но не слышал того, о чем она говорила. Он, не отрываясь, смотрел на Богенталя и слышал только его. Бокал выпал из рук герцога. Ему стало плохо, но сидящий рядом граф Брасс даже не пошевелился, чтобы помочь ему. Вместо этого он посмотрел сначала на Хокмуна, потом — на Богенталя, и в глазах его появилась ирония….

И вот император
Голубя ввысь отпускает.
О голубь,
Белый как снег,
Ты прекрасен,
Как белый свет,
И вряд ли еще в целом мире
Найдется птица такая…

Хокмун застонал. На другом конце стола фон Виллах ударил винным кубком по столу.

— Я бы согласился с этим. Почему бы и не «Кровопролитие в горах». Это замечательная……

Белоснежного голубя
Он отпустил на волю,
И тот помчался стрелою,
И взмыл над крышей,
Летел все выше,
Все выше и выше,
В воздухе тая,
С ветром играя,
Солнцу навстречу,
Над облаками,
В самое пламя,
Чтобы погибнуть
В честь Глаукомы.

Хокмун с трудом поднялся на ноги и попытался что-то сказать Богенталю, но тут же рухнул на стол, разбрызгивая по сторонам вино.

— Он что, пьян? — с ноткой отвращения в голосе спросил фон Виллах.

— Ему плохо! — закричала Иссольда. — Он болен!

— Я не думаю, что он пьян, — сказал граф, наклонившись над телом Хокмуна и приподнимая ему веко. — Но он, вне всяких сомнений, сейчас без сознания.

Он посмотрел на Богенталя и улыбнулся. Философ улыбнулся в ответ и пожал плечами.

— Надеюсь для вас это не было неожиданностью, граф, — сказал он.

Хокмун всю ночь находился в коматозном состоянии и очнулся лишь под утро. Он увидел склонившегося над ним Богенталя, по-видимому, исполнявшего в замке Брасс функции врача. Чем было вызвано случившееся, Хокмун не знал: то ли выпитым алкоголем, то ли Черным Камнем, то ли — Богенталем. Как бы то ни было, сейчас он чувствовал себя прескверно.