Драгоценная ночь

Она знала, что раньше ей это бы не понравилось. Но его реплика хорошо вписывалась в образ бывшего солдата и человека-робота, который так ее теперь восхищал.

Блэйк подумал: наверное, стоит извиниться за собственническое поведение, но не стал.

– Я просто не знаю всей этой кухни.

– Вот поэтому у меня и нет бойфрендов. Любовники есть. Бойфрендов нет. От любовников сразу избавляешься, а бойфренды хотят ревновать. Любовники у меня только из вспомогательного персонала. – Она указала на экран. – Нужно знать этот бизнес, чтобы понимать, что все это значит. А модели и актеры знают.

– Ничего себе, – проговорил он с легкой иронией. – Так я для тебя просто оборванец.

Она подняла глаза, но он улыбался ей и не казался обиженным. Она провела ладонью по его ноге:

– Ты для меня особое исключение.

– Выходит, у тебя нет… отношений?

Разве женщины не нуждаются в отношениях? В связях? Да не только женщины, а все люди!

Эва склонила голову, с отстраненным видом поглаживая его бедро.

– Нет. Предпочитаю их не заводить. Всякие отношения, особенно близкие, требуют доверия. А я испытала ряд горьких разочарований в этой области еще в начале своей карьеры. Парни, которые общались с прессой, а еще мама и Пол… Скажем так, я довольно быстро поумнела.

– Но, судя по всему, была одинокой.

Эва провела указательным пальцем по его бедру.

– У меня нет времени на мужчин, которые к тому же пытаются держать меня. Контролировать. У меня нет времени на дурацкую ревность. Мне осталось всего несколько лет работать по профессии, и о жизни личной я могу позаботиться позднее. Одноразовый секс на данный момент со случайным парнем, который в том же положении, что и я, меня вполне устраивает.

Блэйк задумчиво терся подбородком о ее роскошные волосы, думая о простоте ее взглядов.

Встревоженная его безмолвием, Эва повернулась к нему. Она сделала для себя выводы относительно личной жизни давным-давно, наступив на все возможные грабли. Мнения других людей ей безразличны. Но не теперь.

– Ты думаешь, я бесчувственная?

– Нет, – ответил Блэйк, ничуть не кривя душой.

Из всех знакомых ему людей Эва меньше всех попадала под определение «бесчувственная». Конечно, именно такой ее имидж – высокомерной, неприкасаемой дивы – демонстрировался всему миру. Но если что-то он и узнал о ней за прошедшие три дня, так это то, что в ней бурлила причудливая смесь горячего и холодного. Сильного и ранимого. Публичного и домашнего. И он чувствовал себя привилегированным, ибо знал истинную Эву под маской отстраненного высокомерия.

– Я думал, ты сама контролируешь свою жизнь и знаешь, чего хочешь. Чем отличаешься от многих других людей.

– Очень верно, – сказала она, снова глядя на свою руку, лежащую на его бедре. – Ну а как ты в плане отношений? – спросила она. – Ты ведь один.

Блэйк посмотрел на ее руку.

– У меня немало… жизненного багажа. А я не слишком-то разговорчив. Так что… довольно трудно разглядеть человека под этим забралом.

Эва разглядывала его три месяца, не зная, что у него протез. Она не проявляла жалости, потому что он инвалид, не делала реверансов за героизм на войне. Она была требовательной, высокомерной и эгоцентричной, вымещая свое раздражение на нем, как и на всех остальных, кто ее окружал.

Он вдруг осознал, что действовало это освежающе. Что в глубине души он предвкушал посещение ее дома, где ему неизменно доставалась порция равенства. В остальном мире каждый, кого ни возьми, обращался с ним пусть немного, но иначе, чем до того, как он потерял ногу. Он знал, что люди не стремились уязвить его самолюбие и даже не осознавали, что делают это, но он чувствовал их особое отношение.

Была бы Эва так же требовательна к нему, знай она, что он без ноги? Или делала бы скидки?

– Мне ли тебя не понять, – вдруг ответила Эва.

Она прекрасно понимала, каково ему приходится. Люди никогда особо не интересовали ее внутренний мир.

Ее рука скользнула вниз по его бедру и неуверенно легла на обрубок ноги. Его бедро напряглось, и на миг ей показалось, что он отдернет ногу. Но затем он медленно расслабился, и она ощутила ладонью ее мягкие округлые контуры. Нога казалась такой гладкой. Такой… зажившей. Она закрыла глаза, вспоминая сотни телевизионных репортажей, которые видела в течение последних десяти лет. Она даже отдаленно не могла себе представить, через что он прошел. Его рана. Боль. Потеря.

– Тебе больно? – спросила она чуть погодя.

Ее рука была прохладной и была так прекрасна, в сравнении с обрубком ноги, что Блэйку пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не отдернуть ее.

– Нет.

– А было? – спросила она. – Прости, конечно, было. Просто я однажды смотрела документальный фильм, где брали интервью у вернувшихся с войны солдат. И был один парень, потерявший ногу, который говорил, что в тот момент из-за сильного шока не чувствовал ничего. Никакой боли. Он даже не знал, что ему оторвало ногу, пока не очнулся в госпитале. Говорил, что не помнит, как потерял ее.

Блэйк знал, что собственные крики не забудет никогда. К сожалению, его память не подвела.

– Было больно, – мрачно произнес он. – Очень. Я орал, как малолетка.