Дозоры

— Я древнее человеческих времен. — То, что еще недавно казалось старичком, оскалило пасть, демонстрируя нечеловеческих размеров зубы. Если он весь так несуразно развит, то бедные женщины-кроманьонки, что на заре времен спаривались с неандертальцами… — Да, меня не было среди тех, кто вышел навстречу Двуединому и заключил кровавый завет… я и тогда был достаточно стар и мудр, чтобы следить за ними со стороны…

— Кто входит в Шестой Дозор? — спросил я. — Как прогнать Двуединого? Какие договоры нарушили Иные?

Несколько секунд Петр смотрел на меня. Потом начал смеяться. Негромко, с удовольствием. Замолчал, спросил:

— Дозорный, а ты знаешь, что смех — ваше изобретение? Мы не умели смеяться.

— Откуда мне знать, — пробормотал я.

— Мне не нравится многое, что принесли безволосые, — сказал Петр. — Но смех — это хорошо. Смех сближает и объединяет. Смех одного — всегда унижение другого.

— С какой стати? — Я покосился на зал. Но все сидели тихо. Все смотрели на меня и Петра. М-да. Как говорится в детском стишке — и воцарилась тишина, согретая дыханьем зала… Жаль, что дыхание вампира никого не согреет.

— А ты вспомни, над чем смеешься, — ответил Петр с непоколебимой уверенностью. — Смех — если это не физиология — всегда унижение. Юмор — всего лишь унижение человека человеком. Человек смеется над другим человеком, когда тот нелеп и несуразен, не соответствует месту и времени. Нелеп Чарли Чаплин с тросточкой и флагом во главе демонстрации. Нелеп Бенни Хилл в роли героя-любовника. Нелеп Джим Керри, чистящий зубы унитазным ершиком. Нелеп любовник, прячущийся без штанов за окном, нелеп муж, открывший шкаф, обнаруживший любовника и поверивший, что тот ждет автобуса. Мне нравится человеческий смех — это то, что отличает человека от иного скота. Делает его хуже скота. Христианские проповедники чуяли, что в смехе кроется зло, — не зря комедиантов не хоронили на кладбищах.

— Ты меня озадачил, — признал я через мгновение. — Но ты не прав. Это только частности. Я найду пример другого смеха и другого юмора.

— Жаль, но у тебя не будет на это времени, — сказал Петр. — Считай, что это юмор ситуации, и унижен в ней ты.

— Рискнешь напасть на Светлого? На сотрудника Ночного Дозора? — Я мельком глянул на других вампиров. Не идиоты же они, зачем им война…

Но если Хозяева и хотели возразить, то им на это не хватило смелости.

— Ты назвался пищей, входя сюда, — ответил Петр с непоколебимой уверенностью. — Инквизиция примет нашу сторону. Впрочем, через два дня все это будет уже не важно…

Далеко позади, у самой двери, хлопнул пузырь лопнувшей жвачки. Петр поднял на юную вампиршу тяжелый взгляд.

— Ой, простите, я больше не буду! — затараторила Эли. — Это жвачка плохая, на клык попала, дядя Петр!

Я шевельнул пальцами, проверяя подвешенные заклинания. У меня было много чего в арсенале, и уж какой-то из ударов должен был достать древнего монстра. Вот только успею ли я…

Петр посмотрел на меня тяжелым ироничным взглядом, и я понял, что не успею.

— Учти, я упокоил Лилит, — напомнил я Петру.

Мгновение тот размышлял, потом ответил:

— Я полагаю, ты врешь. Я полагаю, тебе помогли. А значит…

Снова хлопнуло от дверей. Петр возмущенно вскинул голову. Все вампиры дружно повернулись и уставились на Эли.

— А я-то что? — обиженно воскликнула она. — Я ничего! Я вообще молчу и не жую!

Петр шумно втянул воздух. Нахмурился. И наконец-то встал из-за стола — отшвырнув его в сторону. Грета и красавчик вскочили — в скорости реакции вампирам не отказать, — отступили в сторону.

Петр стоял и смотрел на входную дверь.

Дверь открылась. В нее медленно, на заплетающихся ногах, вошел негр-охранник. В одной руке у него был «узи», ладонь другой он прижимал к горлу. Найдя глазами Хозяина Джека, охранник попытался было что-то сказать.

Но в этот миг его ноги подкосились, и он загремел вниз по лестнице, кувыркаясь, стукаясь головой, но упрямо не отпуская автомата.

Охранник упал прямо к моим ногам, голова его была свернута набок и почти отделена от тела — шею рассекала такая рана, что удивительно было, как он вообще мог стоять и двигаться.

Кто-то из сидящих в зале девушек конвульсивно всхлипнул. Хозяин-вампир одним движением свернул ей шею — будто муху прогнал взмахом руки.

Все смотрели на дверь. В проеме показался тонкий девичий силуэт. Та, кого я знал под именем Элен Киллоран, вошла в аудиторию, посасывая окровавленный палец. Левой рукой она постучала в дверной косяк, вынула палец изо рта и сказала:

— Тук-тук.

Она была вампиром. Теперь, когда мой мозг не был затуманен, я это видел совершенно отчетливо. Как и то, что она ничем не похожа на ирландку, некогда наводившую порядок в нашем архиве. Иллюзии лежали на ней слоями, а под иллюзиями была еще и нечеловеческая плоть. Увы — я не мог разглядеть, чья плоть.

— Кто ты? — спросил Петр.

Вот теперь было окончательно понятно, что он здесь главный.

— Я посланник, — ответила вампирша.

Петр пожевал губами. Я чувствовал, что он хочет спросить «чей». Но он задал другой вопрос.

— Что тебе нужно, посланник?

— Хозяина Хозяев, — ответила вампирша. — И мне кажется, что это — ты.

Я напрягся.