Довженко

И когда, наконец, ему показывают с меловой горы яр, за которым начинается Украина, он пишет:

Я не упал на родную землю на колени, не заплакал, я молчал. Передо мной была родная моя земля, невспаханная, замусоренная, с уничтоженными селами…

В километре от фронта пашут, мешают один другому.

— Глубже!

— Что, трудно?

— Чего трудно? Эту землю можно есть.

Бойцы и командиры сеют, сеют! Пашут и сеют! Я смотрю на это и плачу от радости.

Белгород — разрушенный страшный город. Боюсь, что таким окажется и Харьков, только в еще большем и ужаснейшем масштабе…

В Харьков он попадает 13 августа.

Разрушение. Все разбито, сожжено, разбросано — словно рука смерти коснулась нашей земли. Трупы немцев, бомбы.

Мы на КП дивизии на крыше дома. Знакомство с полковниками, до немцев 2,5 километра.

В наш дом попадает снаряд. Этажом ниже в комнату.

N распекает на обоих НП (наблюдательных пунктах) полковников и генералов.

Мы едем в штаб армии.

Вечер. Пыль. Пыль на весь свет и дым вдалеке над Харьковом, и в пыли огромная мутно-красная луна, и гром орудий. А навстречу идут полки на позицию, святая великомученица пехота.

Лишь под утро приехали. В лесу ночевали. Легли спать утром. Только легли — налет авиации и бешеная канонада зениток… Так и заснули. Чем больше я присматриваюсь к N, тем больше убеждаюсь, до чего же неподходяща, мелка эта фигура для своего большого ответственного поста в ответственную великую эпоху. Он окончил высшую школу, учился, значит, слушал, читал что-то, и ничто, однако, ему не помогло и не поможет. Мал он габаритом. И потому что он не отвечает своему посту, он никогда не будет на нем хорошим человеком, он будет плохим и несчастливым, вернее, злым, и сделает он несчастливыми, сам того не ведая, много хороших, подчиненных ему людей.

В ночь с 5 на 6 ноября 1943 года был освобожден Киев.

В тот же день, 6 ноября, вместе с Юрием Яновским и Миколой Бажаном, в рядах наступающих войск в Киев входил и Александр Довженко.

Невыразимо печальным было это возвращение в родной и так любимый им город.

Чем больше смотрю я на Киев, тем больше вижу, какую страшную трагедию пережил он. Населения в Киеве фактически нет. Есть небольшая кучка убогих, нищих и несчастных людей. Нет детей, нет девушек, нет юношества. Только бабы и калеки. Картина потрясающая. Такого наш свет на протяжении нескольких столетий, многих столетий не знает. Ведь Киев был миллионным городом. Сейчас на руинах тысяч пятьдесят.

И целый месяц должен будет пройти, прежде чем он найдет в себе душевные силы, чтобы записать такими же скупыми словами рассказ о том, какую личную трагедию пережил он в Киеве в тот первый день возвращения, добравшись по руинам и пожарищам до своей киевской квартиры.