Бадыкин.
Коренной. Для чего?
Бадыкин. А так, от скуки. Монетка в ладошке оказалась, он и бросил…
Гуласиков. Попал?
Бадыкин. Попал. Федя разом словил. Как собачка в цирке. Что тут началось… В комнате нас было человек десять. В тот вечер какой только мелочи не полетело в Федин стакан. А Федя сопит как сыч, да монеты с пола собирает, те, что в стакан угодить не сумели. А нам, дуракам, смешно.
Коренной. Почему дуракам?
Бадыкин.
Коренной. Некрасиво получилось.
Гуласиков. Вроде как обидели вы человека, унизили.
Бадыкин. Весь парадокс в том, что Федю нельзя было обидеть. Как можно обидеть того, кто не обижается! Никак не реагирует…
Коренной. Всякий человек обижается, если его обижают… Может, виду не подаёт.
Бадыкин. Не торопите события, Митя. Всему своё время. Я и сам, что греха таить, Федю за человека не считал. Более всего мне было ненавистна эта его рабская покорность. Я в столовой всегда старался подальше от него стоять. Чтобы он в очереди впереди находился. А уж когда он сядет хавать, то старался в другой стороне сидеть.
Гуласиков. Это отчего же?
Бадыкин. Была у Феди пренеприятнейшая привычка. Он когда порцию свою съедал, он поднимался и начинал ходить между столов. Выпрашивал у нас (одногруппников) что-нибудь съестное.
Коренной. Ничего себе…
Бадыкин. Ходит с пустой тарелкой в одной руке и с ложкой в другой.
Коренной. Побирался, значит?…
Гуласиков. Это уже ни в какие ворота.
Бадыкин. Ходит такой неряшливый гоблин-вонючка в классическом сером костюме с жирными пятнами на бортах… Подходит, трётся о тебя и мямлит…: «Дай чего не жалко, пожалуйста!». А у самого нижняя губа оттопырилась балкончиком, и в ней слюни до краёв!
Коренной. Чё, правда?
Гуласиков. Фу!
Бадыкин. На брезгливость (сука) бьёт!.. Закончилось тем, что у Феди свой отдельный стол появился. Он сидит за ним и уплетает за две щеки. А мы по дороге на посудомойку ему объедки свои на стол ставили.
Коренной. Одуреть можно…
Гуласиков. Яси как парася после свадьбы.
Бадыкин. Ну… как объедки: кто чего не любит, или не съел (гарнир или суп положим). Оно (понятно) нетронутое, но всё ж…
Коренной.
Бадыкин. Хорошее! Молодые годы, друже, всегда хорошие.
Коренной. Не говори.
Бадыкин. И как ведь подлец приспособился… Тогда для нас, учащихся, всё бесплатно было.
Гуласиков. Это как?
Бадыкин.
Коренной.
Бадыкин. Трескал наш Федя за пятерых (стальная ложка гнулась), однако на дежурство в столовую ходил с неохотой.
Коренной.
Бадыкин. Да его и брать не хотели. Кому охота с дурнем связываться. На одном из дежурств он каталку с чистой посудой опрокинуть умудрился (тарелки, чашки, блюдечки) на бетонный пол — всё вдребезги. Завстоловой за сердце схватилась! А Федя стоит (ни мычит, ни телится), словно он не при делах.
Гуласиков. Возместил?
Бадыкин. Держи карман шире. У него мама техничкой в школе работала. Мать — одиночка, сами понимаете… Один сын и тот сто рублей убытку.
Коренной. Хреновый работник хуже вора.
Бадыкин. Это точно! К чему это я? Ах, да… Закончил я училище, работать пошёл в кинотеатр «Мир», рисовал афиши к фильмам, а через пять месяцев призвали меня в Вооружённые Силы.
Коренной. И где служил?
Бадыкин. В учебке в России, а там в Среднюю Азию отправили.