Досыть

Коренной.(утвердительно кивает) Во-во!!! Только не это меня, Иваныч, потрясло. А то, что где-то в Канаде, в провинции Квебек живёт этот самый Володимир Катрюк. Живёт и в ус не дует. Дом у него, пасека своя, медок домашний… И вижу я на экране телевизора, как он по этой самой пасеке прохаживается и оператору ручкой машет…

Бадыкин. Как это прохаживается?!

Коренной. А вот так! Органы правосудия Российской Федерации требуют его выдачи. А канадское правительство артачится. Мол, доказательной базы у вас собрано недостаточно.

Бадыкин. Как такое может быть? Ему тогда, должно быть, лет сто.

Коренной. Девяносто три… Девяносто три года ему сейчас.

Бадыкин. А чтоб тебя!!!

Коренной. Передача закончилась, новости пошли. Я телик выключил. Сижу с торшером в обнимку, словно меня кто кувалдой по черепушке оглаушил. Кусок в горло не лезет. Я торшер погасил и спать пошёл. Разделся, одежду на кресло бросил и к жёнке под бочок. Лежу, а меня аж колотит от негодования. В жар бросило, пот холодный на лбу выступил… (вдруг) И ты знаешь, Иваныч, эта история так меня зацепила, что я заснуть не могу. Ворочаюсь с боку на бок и все думаю… С пяти утра в поле работал… ухандохался — сил нет, а ни в одном глазу сна не предвидится. Вишь как оно выкрутило… Батька мой в оккупацию мальцом ещё в 42-ом годе с братьЯми (своими) да бабкой моей Василисой Васильевной бульбу гнилую поздней осенью на поле за Кобановкой (это недалече отсюда) из земли выколупывали. Да из этой вонючей крахмальной пасты блины пекли. Ели, и за счастье было. А что делать…когда жрать нечего! А гнида эта небось в тот самый момент сало с хлебушком трескала, самогон лакала и яешню наворачивала. Давился, падла … На пайке немецком (сука) отъедался… со товарищами своими бандеровцами, значит, за компанию.

Бадыкин. Митя…

Коренной.(в запале) Победа грянула. Дед мой Никифор с фронта возвернулся. Радость, можно сказать, неописуемая! Мужиков в деревне с гулькин нос… Да много ли моя бабка Василиса Васильевна мужа своего видела… Надо было колхоз поднимать, хозяйство отстраивать. Полтора годика только и пожили они вместе после Победы. Никифор Самсонович (дед мой) слёг на месяц, да и помер… Кто говорил, от ран фронтовых, а кто меркует — от работы тяжкой. А этот упырь недорезанный в час тот, когда дед мой на смертном одре последний вздох ловил… на корабле океанском плыл в Америку. А во внутреннем кармане его документик греется заветный. Благотворительная организация ему выдала как беженцу. Сидит (тварь) и кофей с галетами трескает. И в каюте ему (потроху сучьему) тепло и уютно. А рядом с ним девушка симпатичная… И видится мне (вроде как во сне) он ей конфету подаёт и лыбится (чушок косорылый!)… Конфета вроде как «Мишка на севере», только на французский манер. А бабка моя Василиса Васильевна слезьми исходит… Детки её (сынки) в штанах с латками да в клифтах штопаных — перештопанных за юбку еёную держатся…и плачут!!! Обувка на них старая … Да какая обувка-то после войны… срам один! А старший сын её Яша (мой дядя Яша) в сапогах отцовских стоит. Сапоги те стоптанные ещё берлинскую мостовую помнят. Дядю моего Жорика (Гришу) после похорон отца его Никифора Самсоновича в интернат отправили. Яков вроде кормильца… старший значицца. Средний Николай (мой батька) — вроде помощника. А Григория (Жорку) в город, в интернат — может, выучится! Да и сыт, и одет будет парень. Тут самим неча есть, а работник с него никакой. И здоровьем слаб. С мальца-то что возьмёшь… И крутит меня и вертит. Аж простыня подо мной скомкалась. Не могу глаз сомкнуть! На голом матрасе лежу…

Батя мой школу закончил… здесь в Досыти. Башковитый был… Затем техникум в Жлобине с отличием… На экскаватор пошёл работать в совхоз. Дядя Яша к тому времени женился уже, дом поставил за Днепром в Первомайском, дочка у него родилась первая… Дядя Жора в институте в Минске на первом курсе учится как положено. Крышу Василисе Васильевне справили… Любо — дорого на хату посмотреть. Дранка новая, не то что старая крыша соломяная… Всем скопом крыли и ладили… Бабушка пирогов напекла…Глядит на сынов — не нарадуется!!! А в это время где-то в Канаде за праздничным столом сидит тот пиндюк (прости Господи!) и свой день рождения празднует. В кругу семьи, чтоб мне с места не сойти…!!! И гости у него за столом холёные да толстомордые…!!! И вино у него, и коньяк, и водка… И сыр, и колбаска, и мясо, и рыбки вдоволь…и салатики изысканные, и столовые приборы, и салфеточки…. А на камине часы с канделябрами. И часы эти кожные полчаса бьют медным звоном: «Бум-бум-бум-бум!!!», а потом снова: «Тик-так, тик-так, тик-так, тик-так!!!» И как тут заснёшь, когда часы: «Бум-бум-бум-бум!!!», потом: «Тик-так, тик-так… тик — …!!!». Уши закрыл, чтобы часы не мешали…

Бадыкин. Мить, а, Мить… Может, по маленькой?!.. (хочет налить, Коренной не даёт)

Коренной. Погоди, Иваныч, не перебивай! Накипело у меня, не могу я это в себе держать.