Федор предложил себя в качестве учителя для Паши, умного, но рассеянного мальчика, не испытывавшего интереса к учебе, и подружился с мужем и женой, как будто он был просто благодетелем; давая уроки младшему Исаеву, он имел возможность познакомиться с Марией Дмитриевной поближе. Чем лучше он узнавал ее, тем больше убеждался, что любит ее и что она любит его в ответ. Наконец он получил ответ на вопрос, выгравированный на медальоне матери: «Чувство любви наполняет мое сердце; когда же и ты почувствуешь ее?»[181] Что бы мать подумала о своем втором сыне, узнав, что впервые влюбился он уже за тридцать, рядовым в Сибири, и в замужнюю женщину?
Несмотря на ожидания всех знакомых, Исаев умудрился найти другую работу. С унизительным понижением до асессора, но все-таки работу! Подвох был в том, что работа находилась в Кузнецке[182], на 700 верст глубже в Сибирь, что для Федора означало прощание с Марией, возможно, навсегда. «И ведь она согласна, не противоречит, вот что возмутительно!»[183] – объяснил Федор Врангелю[184].
В день, когда Исаевы должны были уехать, Врангель, предоставивший им экипажи (денег на переезд у супругов не было), устроил для них прощальный вечер. Выпили шампанского «на дорожку». Желая доставить Достоевскому возможность попрощаться с Марией Дмитриевной наедине, барон накачал шампанским ее муженька и забрал его в свою коляску, где тот скоро заснул как убитый, после чего его загрузили в коляску Врангеля. Федор сел во второй экипаж с Марией. Была ясная, лунная ночь. Остановившись у соснового бора за городом, любовники обнялись и расплакались. Затем Федор с Врангелем переложили Исаева в экипаж Марии и попрощались. Лошади тронулись.
Федор стоял застыв на месте, не ощущая, как слезы катятся по щекам. Вот уже повозка еле виднеется в клубах снежной пыли, вот уже затихает вдали почтовый колокольчик… наконец не осталось и эха. Врангель мягко взял его за руку; как бы очнувшись от долгого сна, он без слов сел в экипаж. Дома, надев по привычке мягкие туфли, все шагал и шагал по комнате, что-то говорил сам с собою ночь напролет, до самого рассвета; утром, измученный, отправился на учения.
В Семипалатинске он стал записывать воспоминания о времени, проведенном в остроге. Мысленно он сочинял их все время своего заключения, просто кипел идеями. Не мог дождаться возможности перенести их на бумагу, но затем встретил Марию, и –