— Не знаю, назовешь ли ты это иронией, но на прошлой неделе ее сбила машина, когда она переходила улицу на Сансет. Я только сегодня узнал об этом от Мартина. — Из меня вырывается дыхание со слышимым свистом. Она мертва.
Пальцы немеют, и я сгибаю руку.
— А Мишель Фредерикс? — Подруга, которая была с ней. — Что с ней?
— Из того, что собрал Мартин, Фредерикс вернулась в свой родной город в Аризоне. Очевидно, она готовилась к этому последние несколько месяцев.
Все кончено. Я закрываю глаза и делаю пару глубоких вдохов. Когда я могу говорить, то произношу слова хриплым голосом:
— Я ужасный человек, Норт.
Не могу смотреть на него.
— Потому что чувствую облегчение. Женщина мертва, а моя первая мысль — я свободен.
— Ты человек, Сэйнт. Она преследовала тебя. Ты пострадал. Многие сталкеры никогда не сдаются. Само собой, ты почувствуешь облегчение, когда эта угроза исчезнет.
— Но она мертва.
Норт толкает мою руку кулаком. Выражение его лица решительное.
— Я тоже почувствовал облегчение, ладно? Не потому, что хотел ее смерти. А потому, что все наконец кончено. Не чувствуй себя виноватым за то, что ты человек, приятель.
Я просто киваю. Я устал. Мне хочется лишь свернуться калачиком вокруг Делайлы и уснуть. Но она ушла. Когда я сталкиваюсь с мыслью о реальной смерти, то вся ревность и уязвленная гордость становятся бессмысленными. Она совершила ошибку. Я делал и гораздо худшие вещи, когда дело касалось Делайлы, но она прощала мне все.
— Черт, — бормочу я, пряча лицо в ладони. — Я не должен был быть так резок с Делайлой.
Норт ничего не говорит. Стало так тихо, что я задаюсь вопросом, а не вышел ли он из комнаты. Но когда я поднимаю голову, то вижу, что он смотрит на меня с задумчивым выражением лица.
— Что?
Норт возвращается из тумана мыслей.
— Я просто подумал, насколько вы двое похожи. Ну, в самых элементарных вещах. И Делайла мне все еще нравится больше.
— Как неожиданно.
Он встает, разминая затекшую спину.
— Тебе был дан подарок свыше, Мейкон. Порой это все, что нужно знать. — Он направляется к двери.
— Норт?
Тот останавливается и поворачивается в мою сторону.
— Лиза Браун? Была ли у нее семья? Может, мне следует… не знаю. Должен ли я выразить соболезнования?
Едва заметные морщинки вокруг глаз Норта становятся глубже, когда тот смотрит на меня.
— У нее не было семьи.
— Тогда все и вправду кончено. — Я думаю о Лизе Браун. Женщина, которая по какой-то неведомой причине зациклилась на мне как на своем единственном шансе на счастье. Она умерла в одиночестве. Раньше я наслаждался своим одиночеством.
Но больше я не хочу быть один.
Я не могу уснуть. Мейкон где-то там, ему больно, и он расстроен, а я лежу тут в постели. Ситуация настолько кажется неправильной, что впивается в кожу острыми когтями, заставляя отбросить одеяло. Я больше не могу здесь оставаться. Одеваюсь в темноте, беру свою сумочку и ключи. Но когда я рывком открываю дверь кухни, чтобы уйти, то сталкиваюсь лицом к лицу с человеком, которого меньше всего ожидала увидеть. С Сэм.
Никто из нас не произносит ни слова, пока мы садимся за стол. Я наливаю себе стакан воды и делаю огромный глоток, который обжигает горло. Как бы мне ни хотелось поехать к Мейкону прямо сейчас, есть вещи, которые я должна сказать сестре.
— Та гребаная
Очевидно, сестра не ожидала такого потока слов, и ей требуется мгновение, чтобы отреагировать. Она грациозно склоняет голову набок.
— Я не знаю.
— Ох, чушь собачья. У тебя на все есть причина. Потому что жизнь — игра, верно?
— Потому что я завидовала!
Ее крик ударяет, словно пощечина. Я смотрю на нее.
— Чему? Моему одиночеству? Тому, что меня дразнили всей школой? Из-за того, что я полненькая, невзрачная и обычная? Что из этого ты жаждала получить, Сэм?
Она вытирает глаза.
— Думаешь, ты была невзрачной? Ты была хорошенькой.
— Ох, ради всего святого… по сравнению с тобой я была в лучшем случае чуть ниже среднего. И ты при любом случае напоминала мне об этом.
Сэм хмурится, но потом смеется, словно я ошибаюсь.
— И все же он никогда не смотрел на меня так, как на тебя. Он никогда не говорил со мной так, будто действительно хотел знать, о чем я думаю. Он дал прозвище тебе, а не мне.
— Мейкон? — Я не могу в это поверить. — Он ненавидел меня. Он встречался с
— Он просто балду со мной гонял. — Она горько поджимает губу. — И есть тонкая грань между любовью и ненавистью. Ко мне он в лучшем случае относился равнодушно. Его внимание привлекала ты. Боже, никто даже не называет его Мейконом, кроме тебя.
Так непривычно видеть ее ревность, что у меня невольно падает челюсть. Я прикладываю усилия, чтобы обрести голос.
— Так это все было из-за Мейкона?
Сэм пожимает плечами и прижимает руку к груди.
— Нет. Не все.
— Тогда что?