Дорогой враг

— Ты только что сказал мне, что нет ничего плохого в том, чтобы попытаться помочь людям, которых любишь.

— Тогда я подумал, что ты говоришь о защите мамы. А не о… какой же бред. А как насчет меня, Делайла? Я открылся тебе, поведал о всех мрачных тайнах прошлого. Я доверился тебе. — Всем своим проклятым сердцем. — А ты не доверилась мне достаточно, чтобы рассказать правду, почему у тебя были сомнения.

— Мне очень жаль, Мейкон. — Делайла заметно скукоживается. И меня бесит, что я хочу ее обнять. Сейчас я слишком зол. Я чувствую, как земля уходит из-под ног. Как она может так хорошо знать меня и не понимать очевидного?

— Когда мы были детьми, у меня ничего не было, кроме моей гордости, — сурово говорю я. — Я думал, что защищать свою гордость — самое важное в этом мире. Но я вырос и понял, что самое важное — уметь доверять. Я впустил тебя, потому что думал, что могу…

— Мейкон…

— Если мы не можем доверить друг другу худшее в нас самих, то какой тогда в этом смысл? — Я широко раскидываю руки.

— Я правда доверяю тебе. Помимо истории с Сэм я никогда не лгала тебе.

— К несчастью, с этой ложью мне трудно смириться.

Мы молча смотрим друг на друга. И я жду, что она скажет хоть что-нибудь, чтобы улучшить ситуацию. Что она любит меня и мне не придется задаваться вопросом, всегда ли она будет ставить Сэм выше меня.

Она не говорит. Впервые в наших отношениях Делайла молчит.

Я делаю глубокий вдох.

— Так мы только зайдем в тупик. Мне нужно проветрить голову. Я не могу этого сделать, когда ты рядом.

С таким же успехом я мог бы дать ей пощечину. Она заметно отшатывается. Но потом расправляет плечи.

— Хорошо. Я только соберу вещи. Я останусь у мамы.

Заберет вещи?

— Ты уезжаешь?

Между ее бровями появляется небольшая морщинка.

— Ты сказал, что тебе нужно дать личное пространство. Я так и сделаю. А чего ты ожидал от меня?

Я ожидал, что она оставит меня одного на некоторое время, пока я не успокоюсь, а не уедет. Я ожидал, что она будет бороться, а не сбегать. Что выберет меня — нас.

— Кроме того, — говорит она, направляясь к двери спальни, — мне нужно кое-что обсудить с сестрой.

Делайла останавливается, чтобы вглядеться в выражение моего лица.

— Я только что узнала, что моя сестра была ответственна за самый унизительный случай в моей жизни. Я годами ненавидела тебя за то, что ты не делал. Я солгала ради нее, тем самым причинив боль тебе. Тебе нужно пространство. Так что, Мейкон, я собираюсь поговорить со своей сестрой.

Это сильный удар под дых.

— Тогда ступай.

Делайла смотрит сквозь меня, как раньше, словно я болезненное воспоминание о том, что лучше оставить в прошлом. Словно я враг. Я ненавижу этот взгляд. Мое самообладание лопается.

— Чего ты ждешь? Вперед!

Делайла вскидывает подбородок, и в ее глазах загорается та искра, которую я ждал. Но я также вижу в них боль. Ее голос звучит напряженно.

— Я никогда не хотела причинять тебе боль. Я знаю, что солгала, но это была всего лишь…

— Очередная ложь между нами?

Делайла моргает один раз, прежде чем ответить:

— Да. Думаю, так оно и было. — Затем она уходит. И это ранит больнее всего.

Делайла

Пол плывет у меня под ногами. Признание Сэм ударило отбойным молотком по моему сердцу. Но ссора с Мейконом сделала в сотни раз больнее. Меня всю трясет.

Мы оба солгали. Оба подвели друг друга по-своему.

Ложь все равно остается ложью. Мы собирались преодолеть ошибки прошлого и начать все с чистого листа, выложив все карты на стол. И все же я утаила звонок Сэм. А он собирался всю жизнь хранить секрет о проделке Сэм, будь его воля.

От мысли, что они с Сэм разделяли эту тайну, у меня скручивает желудок. Я знаю, что Мейкон чувствует то же самого из-за моего молчания о звонке Сэм.

Он прав. Если мы не можем полностью доверять друг другу, то какой в этом смысл?

Слезы затуманивают глаза. Мейкон выгнал меня. Это ранило больнее всего. Я убралась из его комнаты так быстро, как только могла, чтобы он не увидел, как я разваливаюсь на части.

Сэм нет в доме. Я понятия не имею, куда она ушла, и, если честно, меня это не особо волнует. Я сказала Мейкону, что хочу поговорить со своей сестрой — поскольку знала, что это выведет его из себя, — но я испытываю только чувство отвращения к ней и к себе, потому что не знаю, что бы я сделала прямо сейчас.

Я направляюсь к маме, потому что, кроме отеля, мне больше некуда идти. Рыдание вырывается наружу, как только я покидаю дом Мейкона. Он стал и моим домом тоже. Я понимаю, что он зол и хочет побыть один, но оставить его в одиночестве — сродни предательству. Часть меня хочет развернуться и сказать ему: «Я никуда, черт возьми, не уйду». Но я причинила ему боль, и, если он хочет побыть один, я дам ему это.

Мама принимает меня без вопросов, хотя я знаю, что она видит, что я плакала. Она молча моет посуду, предоставляя мне минутку уединения.

Я сижу на своем обычном месте за столом, чувствуя себя двенадцатилетней. Меня так и подмывает попросить печенье с арахисовым маслом. Меня успокаивают знакомые звуки уборки и слабый аромат лимона, исходящий от дубового стола.