Дорогой враг

— Ох, Ди, ты должна кое-что знать. Сэйнт не способен любить.

— Это неправда…

— Он говорил, что любит тебя? — ее тон подразумевает, что она прекрасно знает, что нет.

Я обожаю тебя. Все. В. Тебе.

— Мы еще не сказали этих слов…

— Он и не скажет. — Саманта идет ко мне, состроив жалостливое лицо. — Потому что он держит тебя за дуру. Я знаю, что ты мне не веришь, но он наблюдал за тобой все детство. Сэйнт с удовольствием залез бы к тебе в трусики хотя бы для того, чтобы поставить галочку.

— Почему ты так поступаешь? — хриплю я. — Почему ты разрушаешь все хорошее, что приходит в мою жизнь? Это выходит за рамки ревности и зависти. Это жестоко.

Сэм останавливается.

— Я пытаюсь тебе помочь.

— Это не помощь. Это попытка проникнуть в мою неуверенность.

— Ди, — произносит она певуче, будто я ребенок. — Если в тебе сидят эти страхи, то тебе следует спросить себя об их причине.

— Я больше не слушаю их.

Сэм хватает меня за запястье, слезы наворачиваются на ее глазах.

— Он использовал меня. Годами он использовал меня, потому что ему было скучно. Он также будет использовать и тебя, потому что изучил тебя досконально.

Она слишком хорошо меня знает. Знает все слабые места, в которые следует наносить удары. Она всегда это делала. Мне хочется выть и смеяться. Желчь наполняет рот. Я проглатываю ее обратно, и она обжигает горло.

Сэм стоит напротив слишком самодовольная, при этом пытаясь казаться обиженной.

— Думай что хочешь. Но спроси себя, готова ли ты правда рискнуть нашими отношениями ради скупого на эмоции человека, как Мейкон Сэйнт? Мужчины, который превратил твою жизнь в сплошные страдания.

Когда я не отвечаю, Сэм пожимает плечами и поворачивается, чтобы взять стакан из шкафчика, словно только что не пыталась выбить почву из-под моих ног. Пока она напевает и наливает себе в бокал белого вина из холодильника, я думаю о Мейконе. О каждом слове, сказанном им. О каждом слове, сказанном мной. О его прикосновениях. О нежности и потребности в его глазах, когда он смотрел на меня. О том, как мы вместе смеялись, как он держал меня за руку и рассказывал о своих страданиях. О письмах, которые он написал.

Он солгал. Сэм солгала. Я солгала.

Все порой лгут.

Сэм продолжает напевать дурацкую мелодию.

Я хватаю ключи.

— Саманта? — Она выжидающе приподнимает бровь. — Я правда люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Ди. Я рада, что мы уладили…

— Я люблю тебя, — перебиваю я. — Но ты была паршивой сестрой. Позвони мне, когда решишь повзрослеть, мать твою.

Мейкон

Она ушла. Я оттолкнул ее, и она ушла. Говорю себе, что рано или поздно она вернется. Это не значит, что я просто отпущу ее без каких-либо дальнейших обсуждений. Я не сдамся. Но я не в силах контролировать исход всего. Что означает, что я могу потерять ее.

А была ли она моей? Сижу в темноте, и происходящее похоже на странный сон. Может, я все это выдумал. Может, я все еще в ловушке среди обломков машины.

— Черт, — говорю я, испытывая отвращение к собственному драматизму. Я прочитал кучу сценариев. Перекатываясь на бок, я пытаюсь устроиться поудобнее. Чем скорее я усну, тем скорее смогу проснуться и увидеть ее.

Звук открывающейся входной двери заставляет меня вскочить так резко, что начинает кружиться голова. Дом слишком большой, чтобы услышать, кто пришел. Это может быть Делайла. А может, и нет. Выбираюсь из кровати, хватаю свою брошенную трость в качестве оружия и направляюсь к двери спальни.

Я слышу знакомый звук ее шагов за секунду до того, как она входит в комнату. Она замечает меня как раз в тот момент, когда я опускаю трость, и визжит.

— Господи! — кричит она, хватаясь за грудь. — Ты напугал меня до чертиков.

Сердце колотится от выброшенного адреналина, я приваливаюсь к стене.

— Не я же крадусь в спальню в два часа ночи.

На ее затененном лице вспыхивает возмущение.

— Я не крадусь, я здесь живу!

От этих слов напряжение, которое держало мое тело в плену последние несколько часов, сходит.

— Ты вернулась, — говорю я. Не оставляй меня больше. Не уходи.

Делайла тоже расслабляется. Она босиком и одета в те же джинсы и розовую футболку, в которых ушла. В комнате слишком темно, чтобы разглядеть ее как следует, однако она выглядит… не счастливой, а спокойной.

— Вернулась. — В ее тоне слышится нерешительность, словно она не уверена, должна ли быть здесь. И эта неуверенность кажется трагедией. — Все же в порядке?

— В порядке? — я выдыхаю. — Мы поссорились, Делайла. Это будет происходить время от времени.

На ее губах медленно расцветает улыбка.

— Скорее всего, часто.

Я тоже улыбаюсь. Этот момент кажется таким хрупким, но приятным.

— Надеюсь, не часто.

Она впивает зубы в нижнюю губу и прикусывает ее, глядя на меня из-под густых ресниц.

— Но мы же помиримся?

Боже, я хочу помириться. А потом еще раз. И мириться так всю неделю.

— Пойдем спать? — я близок к тому, чтобы умолять.

Делайла подходит к кровати, проскальзывая в полосу лунного света, который пробивается сквозь ряд окон спальни. Но она садится вместо того, чтобы заползти под одеяло.

— Нужно было подождать до утра и дать тебе выспаться.