Дорогой враг

Она права. У нас есть история. И не все в ней было ужасно. Были времена, когда нам было весело, когда она была единственным человеком, к которому я мог обратиться. Я одновременно и заботился о ней, и ненавидел. Так или иначе, но она долгое время была частью меня.

— Я и не хочу стирать это, потому что это часть моей истории. Ты была другом, когда у меня никого не было. Честно говоря, времяпровождение с тобой не раз спасало меня.

Сэм с удивлением и неуверенности смотрит на меня.

Я удерживаю ее взгляд.

— Но мы выявили друг в друге мелочные черты. Вся ностальгия и привязанность исчезла, когда ты продала меня, украла часы и смылась.

К ее чести, она вздрагивает.

— Я сожалею об этом. Правда. Это ужасный поступок, я знаю. Но я не думала, что та женщина навредит тебе. Я думала, она репортер. Ладно, согласна, это было глупо. А часы… я была в отчаянии… — На мгновение она кажется испуганной, прежде чем вновь прячется под маской. — Но я вернула их обратно. Разве это ничего не значит?

Часы, лежащие на столе, сверкают на солнце, как живые. От их вида меня пробирает тоска по маме. Слабый отголосок этого чувства сжимает сердце. Я рад, что Сэм вернула часы, однако теперь, когда они у меня, я понимаю, что дело было не в них. Дело было в Делайле.

С такой же радостью я бы пожелал никогда их больше не видеть, если бы это означало, что Делайла осталась бы в моей жизни.

— Ты же в курсе, почему Делайла связалась со мной? — спрашиваю я Сэм.

Секунду она мешкается, потом морщит нос — признак раздражения.

— Я получила ее сообщения. Я знаю, что улаживала ситуацию ради меня.

Гнев скручивает мое тело.

— Она отрабатывала твой долг, Сэм.

— Я знаю. — Она вздыхает. — Ей не нужно было этого делать.

Если бы она не была женщиной и в десять раз слабее меня, я бы испытал искушение свернуть ей шею. Сейчас я едва могу смотреть на нее.

— Год работы вместо турне по Азии, как она планировала. Все ради того, чтобы я не позвонил в полицию, дабы сообщить о твоем преступлении, а твоя мама могла быть спокойна. И это все, что ты скажешь?

Саманта качает головой, будто я маленький ребенок, и она старается вести себя очень терпеливо со мной.

— Сэйнт, мы оба с тобой знаем, что ты бы не позвонил в полицию.

Желание закричать пробирает меня до костей.

— Мы?

— Как только Делайла рассказала тебе о здоровье мамы и о том, как мой арест может на нее повлиять, ты бы не стал так рисковать.

Я чертовски ненавижу то, что она права. Если бы с ее мамой что-то случилось, я бы не простил себе это. Тот факт, что Сэм поняла это раньше меня, очень раздражает. Я невесело фыркаю.

— Ты просто нечто. Делайла всегда прикрывала тебя, защищала, а взамен ты поливаешь ее грязью при каждом удобном случае. Если это ты называешь любовью, то, думаю, тебе стоит пересмотреть свои приоритеты.

Мне больше нечего сказать, поэтому я иду на поиски женщины, которая научила меня, что такое настоящая любовь.

Глава тридцать первая

Мейкон

Делайла свернулась калачиком на своей кровати. Как только я вхожу, она поднимает голову. В ее глазах стоят слезы. Я никогда не видел, чтобы она плакала. Это разрывает мне сердце.

— Сладкая… — заползая на кровать, я обнимаю ее, боясь, что она оттолкнет меня. Но она этого не делает.

Всхлипывая, Делайла прижимается ко мне и зарывается лицом в изгиб моей шеи. Я прижимаю ее к себе, укачивая нас и бормоча бессмысленные слова в ее волосы.

— Я не могу в это поверить — говорит она, ее голос приглушен моей кожей. — Как она могла так поступить?

— Я не знаю. — Я целую ее в макушку, глажу по спине. — Прости. За все.

— Эта дрянь довела меня до слез, — всхлипывает она. — Я никогда не плачу.

— Я знаю, детка. Знаю.

Делайла начинает сильнее плакать, и от этого больно. Ее тело содрогается, а слезы стекают по моей шее. И мне остается только крепче обнять ее и переждать. Когда она успокаивается, я протягиваю руку и беру салфетку.

— Давай вытру.

Она соглашается, и я вытираю ее слезы. Делайла откидывается назад, опираясь на спинку кровати. Ее лицо красное и опухшее. И я люблю ее. Не знаю, в какой момент начал испытывать это, однако сейчас ощущаю любовь с каждым вздохом. Мне хочется рассказать ей, но еще не время. По правде говоря, я не знаю, как сделать так, чтобы ей стало лучше.

Делайла комкает салфетку и отбрасывает ее в сторону.

— Столько лет тот идиотский розыгрыш был идеей Сэм. — Ее покрасневшие глаза встречаются с моими. — А ты не говорил ни слова. И не пытался оправдать себя.

— А какой смысл? Ты ненавидела меня и любила Сэм. Для всех было бы лучше, если бы ты продолжала считать, что это сделал я.

Делайла фыркает, морща свой вздернутый носик.

— Ты ненавидел меня. Ты бы причинил мне неимоверную боль, донеся на Сэм.

Морщась, я беру ее за руку. Делайла безвольно позволяет мне это.

— Я никогда по-настоящему не ненавидел тебя, Делайла. В ту ночь ты вошла в том убийственном платье, и я понял, что вел себя как полный придурок по отношению к тебе. В ту ночь я хотел кое-что сказать. Объявить перемирие, извиниться и что-то в этом роде. Но потом появились те картофельные шарики, и было уже слишком поздно.