Дорогой Аарон

— Если тебе неуютно, то по дороге нам точно попадется пара мотелей…

Он подумал…

— Нет, нет, — пробормотала я. — Все не так. Ты же… ты… — Ну почему я не могу сказать прямо? — Я все еще немного нервничаю. Ты просто… — Такой сюрреалистичный. Слишком совершенный. Гораздо совершеннее, чем я могла себе вообразить.

Но ничего из этого я не произнесла вслух.

— Что? — настороженно спросил он, будто знать не знал, что его лицо, сошедшее с рекламного щита, могло кого угодно довести до икоты своим совершенством.

Я что хочу сказать: если уж я взрастила в сердце влюбленность в него только благодаря нашей переписке, чего уж говорить как мне приходилось, когда я видела его воочию, когда он выглядел вот так. Но не могла же я ему сказать об этом. Я знала почему я здесь. Потому что он тоже ко мне привязался, потому что я ему нравилась.

Как друг.

Как младшая сестра, сказал он мне недавно, когда был пьян.

Вот и все… Даже, если футболка открыто демонстрировала рельеф грудных мышц, которые доказывали, что он регулярно тренировался, пока был в пустыне, а еще эти бицепсы… Я могла на это смотреть, но не могла касаться, только в дружеской манере.

Френдзона: Жизнь Руби Сантос

Я откашлялась и снова посмотрела на его уложенные волосы, что-то в них меня беспокоило. Я сглотнула и на секунду подняла глаза к потолку, а потом вновь перевела на него взгляд, жалея, что вообще начала что-то говорить. Я моргнула и уставилась на него.

Он выжидающе уставился на меня.

Когда я на мгновения отвела взгляд, а потом вновь взглянула на него, он сидел в той же позе с тем же невинным, излучающем любопытство, выражением лица.

— Я уже говорила тебе, когда мы покидали аэропорт.

Он невинно похлопал глазами еще разок, но ничего не сказал.

Я мысленно простонала.

— Вынуждаешь меня произнести это?

Он кивнул, и я голову могла дать на отсечение, что он точно знал, о чем я думала.

Мое лицо вспыхнуло в сотый раз, и мне захотелось уставиться опять в потолок, лишь бы не встречаться с ним взглядом. Я почесала шею, и вновь уставилась на него, чувствуя, как слова царапают мне горло. Пора уже заканчивать быть трусливой курицей.

— Я о том, что у нас все чисто платонически, ясно? — Я его предупредила.

Краем глаза я заметила, как он вновь опустил подбородок, и на лице вновь появилось выражение нерешительности, но я не собиралась обращать на это внимания. Удивленный, счастливый, насмешливый, и снова-здорово по кругу. Почему? Ну почему он не может быть простым или офигенно красивым и не давить этим своим прямым взглядом?

Ибо, уж кому как не мне не знать, что не светит мне сия счастливая звезда. Я откашлялась и как давай жечь:

— Ты невозможно хорош, — выдала я, практически морщась от боли, выдавливая из себя слова. — Ну… в общем, армии следовало бы поместить тебя на агитплакаты при объявлении о наборе или сделать лицом их веб-сайта. У меня такое чувство, что если я буду смотреть тебе в глаза дольше секунды, то окаменею и меня придется поместить в сад, где стоят другие окаменевшие женщины, которые, потеряв бдительность, засмотрелись на тебя, и распрощались с жизнью.

Аарон просто смотрел на меня мгновение, всего мгновение, и медленно его неуверенная улыбка, превратилась в настоящую, обнажившую белые ровные зубы, сияя теплотой, которую невозможно было бы подделать, подразумевавшая поющих ангелочков, играющих на арфах аккурат у него за спиной.

— Ты улыбаешься гораздо чаще, чем я ожидала, — продолжала я. — Ты сказал, что никогда по-настоящему не улыбался, пока был там.

— Обычно, я столько не улыбаюсь, — вот таким загадочным был его ответ.

Я вновь почесала шею. Нервы уже начали вить приличное такое гнездо у меня в животе. Тревога пронзила самый центр груди, и поэтому, я нерешительно произнесла:

— Я переживала, что ты разочаруешься, когда меня увидишь.

В карих глазах мужчины напротив казалось на мгновение появился блеск, брови пришли в движение, а рот делал все, чтобы перестать улыбаться.

У меня зачесались руки.

Но затем он произнес слова, от которых дюжина бабочек в моем животе закружилась в вихре.

— Руби, я чертовски рад тебя видеть. — Его голос был тихим, но твердым, и все же говорил он осторожно. — Я смотрю на тебя и не могу перестать улыбаться. Вот и все. Ты восхитительна.

Я и представить себе не могла бы, что бы Жасмин или Тали покраснели, скажи им, что они восхитительны, но я-то не они. Поэтому покраснела во весь рост. Изобразив всю палитру красного: розовый, алый, гранатовый. Я внезапно превратилась в обжигающую лаву.

А потом мое достоинство дало деру, и я рубанула:

— Я час угрохала на то, чтобы решить что надеть. Я чуть было не прихватила костюм Призрачного Всадника, но решила, что для него слишком жарко.

Аарон опять покачал головой, карие глаза буравили меня, руки сложены.

— Ты мне нравишься такой, какая есть, Сталкерша.