Дорогами Пророчества

Начало Дрюссельского тракта в Заячьем Перекрестье осталось за пределами карты. Отображенный здесь огрызок от большака, минуя достопамятный Хмел, огибая по широкой дуге поместье Лешеро и россыпь усадеб поменьше, заканчивался в городе, которому был обязан своим названием. Через притаившийся между девичьими лопатками Дрюсс также проходил второй по величине тракт Рианы — Южный, Извилистой диагональю он спускался к родимому пятну в самом низу поясницы, где рукой Кирины была выведена размашистая «У» — то бишь Умузбулар. Крупный город, стоящий на пересечении трех торговых путей: двух наземных и одного водного. Как раз ровно на полпути между Дрюссом и Умузбуларом находился искомый нами Моск. От этого городишки до изгибающейся змеей границы, а значит, и Хокпектов — было уже совсем рукой подать.

Мой взгляд опять с надеждой обратился к дымку, поднимающемуся в небо за реденьким перелеском на горизонте.

«Кстати, о змеях, что там шипит позади кустов?» Мамочки... это же... это Верьян!

Догнал.

Я, разумеется, предполагала, что охотник за головами неминуемо появится, но чтобы так скоро да все еще в перекинутом виде...

Шелестение нарастало — и мне вдруг некстати подумалось, что именно так мог бы звучать шорох стремительно убывающего песка в часах человеческого бытия. Откликаясь на шипяще-свистящий звук, браслет на левом предплечье моментально нагрелся, а с сердцем стало твориться нечто странное. Оно подпрыгнуло к горлу, с этой высоты ухнуло в пятки, брошенным с силой мячиком срикошетило в живот и тревожно там заметалось.

В панике я навалилась всей массой на собирающуюся повернуться ко мне лицом Эону. Та испуганно ойкнула и, не удержавшись на ногах, растянулась в траве.

— Не шевелись, пожалуйста, — повторяла я как заведенная, прижимая к земле брыкающуюся и мычащую что-то невразумительное, но громкое Эону, одновременно пытаясь не упустить из виду длинную, худую фигуру с непокрытой головой. Издалека и против света очертания шевелящихся змей можно было принять за развевающуюся на ветру гриву волос, да только почти полное безветрие и зловещее шуршание не давали обмануться даже самым легковерным.

Горгон. «Горгонус сфенос», — как дотошно уточнила бы любимая ученица аалоны Рениты Тила. Отличительные черты: волосы-змеи, кровь-яд и взгляд-парализатор.

«Неплохой наборчик, тебе не кажется?» Не кажется. Очень жаль, что в то же время мне не кажется и этот полумифический нелюдь... эх!

И тогда, в подвале, мне тоже не привиделось с испугу. Хорошо бы, еще пораньше было вспомнить, что, как правило, начальная стадия межвидовой трансформации в первую очередь затрагивает органы зрения и осязания, а также увеличивает растяжимость и прочность кожных покровов. Да после, как следует поразмыслив, проанализировать странности в поведении наемника и принять соответствующие меры. К примеру, сварить обращающее зелье или запастись змеец-травой, кою всячески рекомендует коллектив авторов пухлого старинного трактата «Лекарственные сборы, противоядия и прочия вернейшия снадобия супротив гадов ползучих, ядовитых весьма или некрепко».

«Думать вообще полезно. Хотя бы изредка». А если делать это почаще и понастойчивее — результаты умственного труда уж точно приятно удивят.

Вот если хорошенько порыться в памяти, мысленно обратившись к справочнику «Всеобщий классификатор магических существ», то можно еще вспомнить, что горгоны бывают исключительно женского пола[20]. В отличие от маячившего у меня перед глазами наглядного пособия и опытного образца в Верьяновом лице.

«Мутация?» Возможно. Однако меры предосторожности в любом случае принять не помешает...

«Какое у нас там кодовое слово? «Мессия в опасности»?» Тьфу на тебя.

Творимому заклинанию катастрофически не хватало мощности, а ходившее ходуном подо мной тело мешало сосредоточиться и прямо-таки напрашивалось на успокаивающий удар по голове. Просмотра базовых уровней реальности при таком расходе энергии и степени концентрации не добиться. Впрочем, этого и не требовалось — лишь бы худо-бедно защищало от парализующего взгляда горгона.

Глаза защипало, а кончики пальцев заледенели до бесчувствия — отток Силы отразился на общем самочувствии почти моментально. Я сморгнула набежавшие слезы, привыкая к активированному впопыхах магическому зрению.

Окружающие меня предметы и существа обзавелись расплывчатыми ореолами — туманным намеком на ауру. Выглядело это так, точно неведомый вездесущий художник обмакнул кисть в воду и забавы ради слегка размыл контуры только что нарисованных фигур. Среди расцветок преобладали серые — от мышастого до маренго[21]. Реже встречались ауры других цветов: например, нежно-голубая — у дрыгающей ногами Эоны — или болотно-зеленый в болезненных желтых разводах ореол вокруг напряженно застывшего Верьяна.