Дорога, которой нет

Оставив коляску под присмотром Гортензии Андреевны, Ирина зашла в молочный магазин. Прилавки-холодильники были заполнены рядами бутылок. Серебристые крышечки на молоке составляли приятную цветовую гамму с зелеными на кефире, но синих, под которыми скрывался нежно любимый Ириной ацидофилин, видно не было, равно как и малиновых, с ряженкой. С краю притулилось несколько молочных пакетов, аккуратные брусочки с белым формализованным колоском на голубом фоне. Мамочки хвалили, а Ирина пока не привыкла к этому новому изобретению. К тому же в семье за сдачу бутылок отвечал Егор, и перейти на пакеты означало подорвать ребенку бизнес.

Вообще вроде бы все как всегда, но в воздухе явственно витал дух оскудения. На прилавке, где раньше громоздились серовато-желтые жернова сыров, теперь лежал поднос с несколькими жалкими кусочками, масло осталось только в пачках, из ряда ценников исчезли всякие упоминания о твороге, будто такого продукта вовсе не существует в природе.

«О глазированных сырках я вообще молчу, – вздохнула Ирина, – они всегда были дефицитом, а теперь днем с огнем не найдешь. Я уже вкус стала забывать, помню только, что это самая прекрасная еда в мире».

Чем больше изобилия обещали с экранов, тем скуднее становилось в реальности. Наверное, так всегда во время перемен, надо взять разбег, откатиться к точке старта. Беспощадный закон маятника. Только маятник, похоже, со смещенным центром тяжести, вперед движется все меньше, а назад откатывается все дальше.

Ирина посмотрела на улицу. Гортензия Андреевна стоит возле коляски, словно часовой. При взгляде сквозь витрину пальто ее кажется шинелью, а сумочка – офицерским планшетом. Сколько всего пришлось пережить этой суровой женщине, страшно подумать, а родители ее наверняка считали, что она будет счастлива при коммунизме. А старушка думала так про своих учеников. А Иринины родители про них с сестрой, как она сама сейчас про своих сыновей. «Не мы, так наши дети» – вечное утешение человечества с древнейших времен…

«Да нет, и при нас все будет хорошо, – улыбнулась Ирина, протягивая продавщице зеленую трешку, – заживем нормально, что бы там ни каркали пессимисты вроде Макарова. На него вообще не угодишь. Он-то как раз отлично устроился, вот и бесится, что приходят новые люди, новые порядки. Что отстаивание своего мнения теперь не запредельный героизм, а в порядке вещей. Людям позволили зарабатывать, но, что еще главнее, позволили видеть мир таким, какой он есть, и не получать за это по башке, и это очень здорово! Немножко хаоса нас, конечно, ждет, но в нем родится правильное, удобное для всех устройство. Как нам классная руководительница рассказывала про Курчатова, что он строителям запретил дорожки между корпусами делать сразу, подождал, пока сотрудники протопчут удобные для себя тропинки, и тогда уж заасфальтировал. Сказка, наверное. Как это практически осуществили? Но как аллегория годится».

– Вот и я. – Ирина положила молоко в специальное отделение коляски. – Не замерзли, Гортензия Андреевна? Вы уж простите, что я так нещадно вас эксплуатирую…

– Ира, мне наши прогулки доставляют такое удовольствие, что фактически это я эксплуатирую вас.

Они зашагали в сторону скверика.

– Еще раз простите, что не сказали вам про Тимура.

– Вы и не должны были, – отрезала старушка.

– Нет, должны были как минимум спросить у вас, согласны ли вы делить кров с официальным антисоветчиком.

Гортензия Андреевна поджала губы:

– Ирочка, какой бы правоверной коммунисткой я вам ни казалась, но я способна понять, что, когда человек искупил свою вину, с него взятки гладки.

Ирина рассмеялась:

– Да, бороду, допустим, сбрил, но умище-то куда денет? Сильно сомневаюсь, что он в колонии раскаялся, узрел свет истины и уверовал в победу коммунизма.

– На его мировоззрение наплевать сто раз. Меня другое интересует – почему его жена умерла через неделю после того, как его арестовали?

Ирина остановилась как громом пораженная:

– Что??? Он был женат?

– А вы не знали?

– Нет, откуда… По рассказам Кирилла у меня создалось об этом Тимуре впечатление, что это такой, знаете, гений секса и монстр любви. Ну, до колонии был, во всяком случае.

– Одно другому не мешает, – старушка взяла ее за локоть и повлекла дальше по дорожке, – впрочем, вполне допускаю, что Кирилл мог сам не знать об этой весьма подозрительной истории. Брак был заключен без всякой помпы за несколько дней до того, как парня посадили, а через неделю он уже овдовел. Вы не находите это странным, Ирочка?

– Нахожу. Это вообще как-то не вяжется… Может, сплетни, вранье? Информация от Натальи Борисовны не всегда бывает достоверна, нам ли с вами этого не знать?

– От нее – да, но у меня другие источники.

От удивления Ирина даже споткнулась:

– В смысле?

– Ира, вы же знаете, как наша дорогая соседка умеет накрутить!

– Да, этого не отнимешь.