Дорога, которой нет

– Все там будем, моя дорогая. – Стоя на пороге, старушка энергично притопывала сапожками, сбивая с них комья снега. – И после трехчасового разговора с нашей дражайшей Натальей Борисовной я действительно чуть туда не воспарила. Кстати, я теперь единственный разумный человек во всем нашем большом семействе. Раньше вы тоже могли претендовать на этот статус, но больше нет. Забудьте.

Старушка наконец вошла в квартиру. Ирина закрыла дверь и аккуратно повесила ее пальто на плечики, чтобы просохло.

– Разве что Мария Васильевна еще более разумный человек, способный остановить апокалипсис, пока безмозглая дочь со своей престарелой подружкой напихали полную дачу диссидентов-уголовников, – засмеялась Гортензия Андреевна.

Ирина покачала головой:

– Мама пока не знает.

– Узнает, не беспокойтесь. И лучше будет, если вы ей сами скажете.

Ирина обещала вечером позвонить.

– Простите, что мы вам сразу не сказали, – спохватилась она, – но Тимур вроде как обещал съехать до начала сезона, и в любом случае он вас никак не стеснит, Гортензия Андреевна. Ваша комната останется за вами, Кирилл запретил Тимуру туда ходить.

Старушка фыркнула:

– Да делайте что хотите, это ж ваша дача, у меня ровно столько же прав там находиться, сколько у него.

– Нет, не столько, а гораздо больше.

– Ирочка, я просто пользуюсь вашим гостеприимством и ничего не решаю. Но как вы думаете, это соображение остановило Наталью Борисовну?

– Думаю, нет.

– Вот именно, мадам три часа заставляла меня призвать вас к ответу. Все повторяет и повторяет, одно и то же да одно и то же, а я трубку бросить боюсь.

– Вы? Боитесь? Ни за что не поверю!

– Ирочка, это в городе каждый сам по себе, а в сельской местности главный принцип – никогда не ссорься с соседями. Слушайте, а зачем я разделась, если мы собирались с Женечкой гулять? И вы меня не остановили.

– Я думала, мы чаю попьем.

– Если вы не хотите, Ирочка, то я тоже не хочу. И вы, пожалуйста, меньше думайте над моими странными поступками, потому что на меня надвигается маразм, а он, как известно, не поддается логике. Если видите, что я творю какую-то дичь, сразу останавливайте меня. Не ищите скрытых смыслов.

Прежде чем Ирина успела придумать подходящий к случаю комплимент, Гортензия Андреевна быстро оделась и выкатила коляску, а Ирина перепеленала Женю, оделась сама, в самую последнюю очередь завернула сына в тяжелое ватное одеяло, проверила, что ключи лежат в кармане пальто, и вышла на улицу.

Гонять вверх-вниз по лестнице было тяжеловато. Ирина свято соблюдала правило, что в лифт нельзя закатывать коляску с ребенком, поэтому делала две ходки, для коляски и для сына. Внизу, под лестницей, пропадала прекрасная ниша, но оставлять там экипаж, даже пристегнутым к батарее железной цепью с замком, было бы безумием. Если бы не украли целиком, так скрутили бы колеса, или в крайнем случае соседи совершили бы какой-нибудь легкий акт вандализма, возмущенные тем, что она нагло занимает общее пространство. И неважно, что это мертвая зона, главное, с какой стати у судьихи условия лучше, чем у других?

Приходилось держать коляску в прихожей и радоваться, когда у Гортензии Андреевны находилось время помочь с прогулкой.

Уложив Женю поудобнее, Ирина с Гортензией Андреевной не спеша покатили к молочному магазину.

Выпавший ночью снег приятно, совсем по-зимнему похрустывал под ногами, но на проезжей части вдоль поребриков уже начала собираться ледяная каша, которая, весело искрясь в свете фар, летела из-под колес автомобилей на неосторожных пешеходов.

Скоро такая каша ляжет повсеместно, и без резиновых сапог на улице будет нечего делать. Ирина вспомнила, что детская обувка стоит в шкафчике в полной боевой готовности, а вот где находятся ее прекрасные резиновые сапоги? Вопрос вопросов… Кажется, остались на даче. Да, точно, они не помещались в рюкзак, а до весны было еще так далеко, куча времени, за которое сапоги каким-нибудь волшебным образом обязательно перенесутся в городскую квартиру. Ну вот не перенеслись, и что теперь делать? Можно, конечно, дойти до ближайшего обувного и купить новые, но это будет продукция «Красного треугольника», в которой только на рыбалку ходить, и то потому, что стоишь в воде и ног не видно.

А у нее японские сапожки, загляденье, красные, на рифленой почти прозрачной подошве, с маленькими ушками и цветочком на голенище. Наденешь, и сразу настроение хорошее, сразу чувствуешь, что ты счастливая молодая мать.

Такие не достанешь, хоть весь Ленинград обегай. Кирилл их где-то у спекулянтов отхватил. Ирина предпочитала не вникать, как и где, потому что просыпалось советское правосознание и свистящим шепотом заявляло, что спекуляция – это противозаконно, но сапожки были так хороши, что оно тут же засыпало снова.