— Последние его слова были о вас, — вспомнил Браун. — Он сказал буквально следующее: «Перед самым ленчем я встретил прекрасного старого друга. Это доброе предзнаменование. Вы не знакомы с Роджером Деймоном?..» Прежде чем я успел ответить, он начал валиться со стула. Это было ужасно. Я хотел поддержать его, но не смог, и он оказался на полу. В ресторане вдруг стало тихо, как в могиле, и, наверное, официант вызвал «скорую», потому что я услышал сирену, как мне показалось, всего через несколько секунд, хотя в тот момент это меня удивило. Я утратил чувство времени. Медики делали все что могли, но ничего не помогало, и они его унесли. Это ужасная потеря для всех нас… Такой прекрасный и талантливый человек.
— Кто занимается организацией похорон? — По дороге на работу Деймон взял себя в руки и теперь говорил без всяких эмоций.
— Вернувшись в офис из больницы, после того как все было кончено, — сказал Браун, — я рискнул позвонить по его номеру в Лондоне. Трубку подняла какая-то женщина. Я не знал, кто это мог быть, жена или еще кто-то, и задал вопрос. Женщина ответила, что она его друг — друг очень близкий, — и сказала, что ей известно желание Мориса быть похороненным в Англии. Я записал ее имя и вам его сообщу вместе с номером телефона. Возможно, вы захотите ей позвонить.
— Обязательно, — ответил Деймон и повторил вопрос: — Так кто же занимается похоронами?
— Я, — сообщил Браун. — Или по крайней мере пытаюсь заниматься. Все это так сложно. — Его голос звучал устало и неуверенно. Продюсер пришел, ожидая начала репетиций, а оказалось, что он явился как раз в то время, когда занавес упал после завершающего акта несостоявшегося спектакля. — Может, вы хотите взглянуть на тело? Оно в…
— Нет, — оборвал его Деймон. — Благодарю вас, но я не хочу смотреть на тело.
Известие о том, что Морис умер, он еще мог вынести, но холодного физического свидетельства его смерти Деймон видеть не желал. Пусть с этого момента его друг останется лишь памятью, скрытой в гробу. Он не станет протестовать против того, чтобы отправиться в одиночку к леди, которая поднимает телефонную трубку в Лондоне. Отныне он будет принадлежать только этой женщине. Ведь до этого ей приходилось делить его с другой возлюбленной, утонувшей много лет назад в Ирландском море и с памятью о которой он жил все эти годы. Просто жестоко навязывать ей встречу со старинным американским другом любимого — другом, который ненароком может выболтать нечто такое из прошлого покойного, что она не желала слышать.
— Вы случайно не знаете, какого вероисповедания он придерживался? — донесся до него вопрос мистера Брауна.
— Католик, — ответил Деймон, — но не очень усердный. Сомневаюсь, что он верил в непорочное зачатие.
— Да, теперь такие времена, — вздохнул мистер Браун, видимо сожалея об упадке веры, что имело место со времен Моисея и Иисуса Христа. — Тем не менее я попросил больничного священника совершить обряд соборования. Так, на всякий случай.
— Полагаю, что это ему не повредит, — сказал Деймон, пытаясь вспомнить, был ли Морис хотя бы раз на обедне.
— Полагаю, что будет уместно устроить через пару недель нечто вроде гражданской панихиды. В небольшом театре. Вне всяких конфессий. Коллеги-актеры его очень любили, несмотря на то что большую часть своей сценической жизни он провел в Англии. На панихиде мы можем воспроизвести те записи из Шекспира, которые он делал для Би-би-си. Те, кто его знал, выступят с кратким надгробным словом. Может быть, вы, как самый старый друг…
— Простите, нет, — прервал его Деймон. Он припомнил спичи, с которыми Фицджеральд выступал в тот вечер, когда они бросали монету, и подумал, что даже та веротерпимая публика, которая соберется помянуть Мориса, вряд ли будет счастлива их услышать.
— Был ли у него любимый псалом? Или, может быть, стихи?
— Когда я его знал, он больше всего любил «Плаванье в Византию». Но с тех пор его вкусы могли измениться.
— Не могли бы вы прочитать эти стихи, мистер Деймон?
— Нет. Пригласите актера. Если я стану их читать, он перевернется в гробу.
Мистер Браун издал короткий печальный смешок.
— В театре мы не привыкли к подобной скромности, — сказал он. — Да, кстати. Нет ли среди ваших клиентов молодого яркого драматурга, мечтающего прорваться на сцену и желающего иметь продюсера?
Бизнес. Всегда бизнес. Даже в тот момент, когда тело мертвого друга грузят на самолет, чтобы отправить в полет через океан. Представление продолжается. Забудь результат последнего забега и начинай готовиться к следующему.
— Увы, нет, — ответил он.
— Я вынужден отказаться от постановки пьесы, которую мы начинали репетировать, — произнес, вздыхая, мистер Браун. — Я не вижу никого, кто мог бы его заменить.
Прекрасная надпись на могильном камне, подумал Деймон. «Здесь покоится Морис Фицджеральд. Незаменимый».
— Скажите, номер дамы в Лондоне у вас под рукой?
— Вот он.
Мистер Браун продиктовал Деймону телефон, и Деймон записал его на листке бумаги.